— Мудрый Нельмара, скажи, а могут ли стихии показать нам не то, что есть сейчас, а то, что было день или два назад?
— Нет, только сей миг. Искусный колдун способен пробудить тени прошлого, но не на расстоянии — на месте, и столь ясными они не будут. Если хочешь научиться этим заклятьям, задай мне вопрос, Нимрин.
Заманчиво, однако…
— Понял. Ладно, пока двигаемся дальше.
На месте побоища Вильяры с беглецами тоже пировали звери, только белые. Нельмара ругнулся уже в полный голос.
— Мудрая Вильяра, прости за непрошенный совет, но не поручишь ли ты охотникам своего клана очистить тракт от мертвечины и разогнать зверьё?
— Я непременно им это поручу, как только мы успокоим стихии. Звери уже пришли, мёртвым не больно, а рисковать живыми я не вижу нужды.
Ответ колдуньи прозвучал довольно сердито. Нельмара тяжело вздохнул, но возражать не стал.
Лишь после этого обмена репликами нав обратил внимание, что Вильяра, Латира и Наритьяра давно уже беседуют в сторонке о чём-то своём. Похоже, хранитель знаний набросил на себя и Ромигу что-то вроде «шатра тишины» или «интимного полога», причём двустороннего. В пещере было слишком много незнакомой магии, чтобы заметить отдельное заклятье, но что произошло с вниманием нава? Хорошо, если он сам увлёкся и отвлёкся, а не увлекли и отвлекли. В любом случае, у Ромиги возникло неприятное ощущение, что с ним ведут какую-то не слишком честную игру. Понять бы скорее, где подвох? Ромига вспомнил, как одни челы выменивали у других золотой песок на бусы, и обе стороны были уверены, что дурят партнёров по сделке, отдавая бросовый товар за нечто ценное. Но бывал и худший вариант, когда одна сторона вроде бы получала, по обещанию другой, всё желаемое, да ничем не могла воспользоваться: мёртвым блага не нужны… Предчувствие или приступ подозрительности?
— Полетели дальше, о мудрый!
Нав досмотрел остаток пути от Высокого мыса до Ярмарки, дослушал пояснения Нельмары и всё запомнил. Это не помешало одновременно послать зов Вильяре: ей Ромига доверял больше, чем кому бы то ни было из присутствующих. Хорошо, что безмолвная речь — уже не «обухом по голове», как в начале, а лёгкая ломота в висках, ерундовая плата за возможность посекретничать в любое время, в любом месте. «Мудрая Вильяра, я почему-то вообще не расслышал, о чём вы здесь втроём говорили. У вас с Латирой всё в порядке?»
«Прости, Нимрин, я забыла тебя предупредить! Зала Совета зачарована так, чтобы собирать внимание на собеседнике и не отвлекаться на галдёж вокруг. Не беспокойся! Мы с Наритьярой замечательно общаемся, он поведал нам много любопытного. Я тебе обязательно перескажу, и Латира дополнит, если я упущу нечто важное. А ты, если захочешь, тоже поделишься с нами, что вы так горячо обсуждали с хранителем знаний?»
«Ладно, договорились.»
Итак, нав не сам собой ушами прохлопал: воздействие имело место. Однако не целенаправленное! Для всех, кроме чужака — привычное, само собой разумеющееся. Закладывался ли тот, кто назначал место встречи, на особое свойство залы? Рассчитывал ли, что один из гостей об этом свойстве не знает? Маловероятно. Отпустило ли Ромигу ощущение подвоха? Увы, нет. Даром, что теперь, прилагая чуточку усилий, он легко слышал и различал речь по соседству. Здешние чары — довольно мягкие. Если бы Вильяра сразу предупредила…
Глава 27
Хранительница Вилья впервые так тесно общалась с Наритьярой Младшим, впервые смотрела ему в глаза. То есть, конечно, она видела хранителя Наритья на каждом собрании мудрых. И когда была ученицей у Старшего, Младшенький наведывался в гости к их общему наставнику. Но даже присутствуя наяву и во плоти, рыжий всегда словно бы отсутствовал. Смотрел мимо, не заговаривал первым и не поддерживал чужих разговоров, старательно скрывал чувства. Зато сейчас — прорвало, и всегдашний тихоня, полуневидимка стал ярким, будто ночной пожар. Он желал жить: жадно и страстно. Он смертельно боялся, злился, изнывал от чувства вины. Он упрямо, отчаянно, уже на грани сил, противостоял усталости. Всё это для мудрой — как на ладони.
— Зачем ты звал нас, брат по служению?
Прикушенная губа, лихорадочный блеск глаз:
— Я знаю много, о мудрая Вильяра, слишком много для одного. Много даже для двоих. Я решил, кроме хранителя Нельмары, разделить своё знание с вами тоже. Будьте моими свидетелями перед лицом Совета, будьте моим голосом, если смерть свяжет мой язык.
Сказал-то он по обычаю, но прозвучало как-то слишком уж обречённо. Разве мудрому в расцвете сил не хватает дара, воли и внимания на великие песни? Или есть что-то ещё, кроме песен?