— Я благодарен тебе, о, мудрая.
— Повторишь в другой раз, когда ты в самом деле будешь мне благодарен. Иди. По коридору направо, вторая дверь по правой стороне.
Взгляд Вильяры неприятно сверлил спину, пока Нимрин откатывал круглый каменный диск, преграждавший выход из комнаты. Дверь гулко прогрохотала по аккуратно выдолбленным каменным пазам.
— За собой закрой! — донеслось вслед.
Нимрин не стал нарываться, молча закатил тяжёлую каменюку обратно. Похоже, слабаков в этом доме не водится. Нимрину дверь была по силам, но в позабытой прошлой жизни он явно привык, что большинство окружающих не просто слабее, а много слабее него. Здесь подобные привычки могли повредить. Сделал вывод, запомнил.
В коридоре оказалось холоднее, чем в комнате. Свод и стены отёсаны грубее, пол истёрт до гладкости и чисто выметен. Нимрин коснулся камня над головой, поскрёб ногтем. Песчаник или туф, плотный, однородный, но не слишком твёрдый. Самое то для катакомб. Выдолбили низковато и узковато, кузнецу Лембе — еле-еле пройти. Однако сухо и не душно. Запахи гари, нечистот, чего-то кухонного присутствовали, но не шибали в нос. В стенной нише мерцал зелёным маленький светильник. Нимрин наклонился рассмотреть — в мутноватом стеклянном пузыре среди тёмного и рассыпчатого копошились мелкие светящиеся черви. Света они давали чуть-чуть, следующий светильник — за изгибом коридора. Сам Нимрин обошёлся бы и вовсе без подсветки, а те, среди кого он жил раньше, вероятно, сказали бы: «Темень, хоть глаз коли!»
Пророкотала дверь, колыхнулся воздух, прошуршали шаги.
— Эй, ты всё ещё здесь? Ты светляков никогда не видел?
Вильяра задала вопрос скорее удивлённо, чем рассержено, потому Нимрин спокойно и честно ответил:
— Таких не видел. Или не помню.
— Иди уже, пустоголовый. Или ты забыл, куда?
— Вторая дверь по правой стороне.
— Вот и иди.
Тунья злилась и скоблила большую белую шкуру. Перелинявший на зиму зверь был прекрасен, силён и не собирался становиться новой курткой охотницы. Ха! Кто бы его спрашивал! Тунья тогда управилась со зверем в одиночку, и сейчас продолжала. Лучшую одежду, самую почётную, правильную, надёжную, охотник создаёт собственными руками, от начала до конца. Сам украшает простым и строгим, заповеданным предками узором или оставляет вовсе без украшений, кому как больше нравится. Нет, охотнику не зазорно принять одежду в дар, подарить, обменяться, но это особые, редкие случаи. Дети, старики, слабые ходят во всём дарёном, щедро изукрашенном в знак заботы. Целое послание можно составить, украшая одежду того, кто тебе дорог. Разгадывать узоры — любимая забава. Ещё некоторые мастера придумали шить одежду на продажу, бесприютные неудачники покупают себе это на ярмарках. А распоследнее дело — обноски с чужого плеча. Вытертые, драные, перешитые, со споротым узором, если был. Новому слуге Тунья отдала самую истрёпанную рванину, какую нашла…
Вот некоторых только вспомни! Дверь открывается, и то самое черноголовое пугало — на пороге. Пялится своими дурацкими тёмными глазищами, сообщает, зачем явилось.
— Распорядительница Тунья, мудрая Вильяра прислала меня сюда, чтобы мне указали моё место.
Голос без выражения, нелепая рожица, то ли страшная, то ли смешная, и тощая долговязая фигура.
— Лучшее твоё место — стоять на меже и гонять кричавок от сыти. Жаль, сейчас не лето!
Согласно склоняет голову:
— Жаль, не лето.
— Будешь грести снег, возить навоз, кидать уголь?
Отвечает тем же ровным голосом:
— Мастер Лемба обещал мне работу в тепле.
— Ну, раз обещал… Навоз или уголь?
Пугало вдруг встряхивается, подмигивает, скалит мелкие зубы:
— Нимрин та нимри, — уголёк к углю.
Вот так прямо и сказал, Тунья ушам не поверила. «Уголёк к углю, пар в туман, озноб к морозу» — слова из погребального причитания. Да не для простых похорон, по охотникам воют без слов. Со словами хоронят мудрых и не поминают те слова всуе. Тунья фыркнула:
— Нет уж, младший из младших слуг! Навоз к навозу! Пошли. Надеюсь, шерстолапы тебя не затопчут.
— Кто?
Тунья не стала отвечать. Отложила скребок, взяла светильник и пошла впереди, показывая дорогу. Слуга потянулся следом молча и так бесшумно, что показалось, отстал. Оглянулась — пробрало жутью, будто узрела нежить из сказок-страшилок, Тень во плоти. Дальше погнала его впереди себя, подсказывая повороты. А в хлеву новый слуга вылупился на скотину, будто, правда, первый раз увидел. Поймал удивлённый взгляд Туньи, сглотнул и сообщил: