II
А по селу
К дороге над рекою,
Скрипя, ползут тяжелые воза
На мельницу,
А утром на базар
С душистою и пухлою мукою.
Как я люблю
Средь озимей зеленых
В базарный день
Осенний след колес,
Когда везут в телегах подновленных
Плоды трудов: гречиху, рожь, овес.
Когда в полях пустынно и безмолвно
И только ветра слышен долгий вой.
Прозрачна даль.
Телеги, словно челны,
Качаются над зыбью полевой.
III
Еще милей домашние заботы.
Они легки, не гонят, как в страду.
Последние крестьянские работы
У памяти, как прежде, на виду.
Хлеб в закромах,
И в подполе картошка,
Капуста в кадках,
На зиму рассол.
Подновлено стекольщиком окошко,
Двор перекрыт,
В сенях исправлен пол.
В печной трубе
Пусть ветер воет волком —
Хозяин глух.
Чтоб было веселей,
То ладит он из хвороста кошелку,
То копылы готовит для саней.
И в ту же ночь под бабушкины сказки
Уж детям снятся резвые салазки.
1928
Петр Незнамов
Где-то под Ачинском
Сосна да пихта.
Лес да лес,
да на опушке горсть домишек,
а поезд в гору
лез да лез,
разгромыхав лесные тиши.
А поезд мерно —
лязг да лязг —
все лез да лез, да резал кручи,
с тишайшим лесом поделясь
железной песней —
самой лучшей.
Сосна да пихта.
Шесть утра.
В красноармейском эшелоне
еще горнист не шел играть —
будить бойцов и эти лона.
Был эшелон, как эшелон:
семь сотен красной молодежи,
которой солнце бить челом
неслось небесным бездорожьем;
которой —
след горячих дней
был по ноге,
костюм — по росту,
и так же шел, суровый, к ней,
как горным высям чистый воздух;
которой —
путь сиял таков,
что мерять пафос брали версты…
Был эшелон семьсот штыков:
семьсот штыков —
одно упорство.
Сосна да пихта.
Сонь да тишь,
да в этой тиши горсть домишек,
таких,
что сразу не найти,
таких,
что даже тиши тише.
И — вдруг горнист.
И — вдруг рожок.
И — вдруг, как пламя на пожаре,
басок дневального обжог:
«Вставай,
вставай,
вставай, товарищ!»
Егор Нечаев
Свобода
После грозного ненастья,
После скорби долгих лет,
Полный братского участья,
Неизведанного счастья,
Засиял свободы свет,
Стихли ропот, голос стона,
Гнев молчание хранит.
У поверженного трона
Драгоценная корона
Смятым чепчиком лежит.
Потряслися тюрем своды,
Двери сорваны с петлей,
Где поборники свободы
Выносили стойко годы
Пытки диких палачей.
Льются радостные звуки.
Не смолкая, там и тут.
Это дети слез и муки
Беспрепятственно идут.
Всех зовет их светоч знанья
С лаской матери родной;
Всюду праздник, ликованье.
Краше нет переживанья
Дней свободы дорогой!
Великому вождю
Неисчислимый ряд веков
Над всей вселенной есть и было
Одно небесное светило —
Всех чудодейственней миров, —
Светило — Солнце. И его
Нет лучезарней ничего.
Ему былинка и цветок,
Поля, луга, дубравы, воды,
Все птицы, звери и народы
И даже крошка мотылек
Везде и всюду, там и тут
Хвалу немолчную поют.
Вторым же солнцем наших дней
Светило вспыхнуло иное,
То наше солнышко земное —
Привета матери родней,
И этим солнцем был Ильич —
Насилья беспощадный бич!
Как богатырь седых времен,
Чтоб сбросить цепи вековые,
Сплотил он силы трудовые,
И мир тлетворный — побежден.
Вчерашний жалкий раб труда —
Стал властелином навсегда.