В какой слепой и дикой вере
Ждал воскресенья твоего!
И вот всех тюрем пали двери,
Твое я вижу торжество.
Ты в праздник так же величава,
Как прежде, в рабской нищете,
Когда и честь твоя и слава
Распяты были на кресте.
О вечном мире всей вселенной,
О воле, братстве и любви
Запела ты самозабвенно
Народам, гибнущим в крови.
Как солнце всходит от востока,
Так от тебя несется весть,
Что есть конец войне жестокой,
Живая правда в людях есть.
И близок день, прекрасней рая,
Когда враги, когда друзья,
Как цепи, фронты разрывая,
Воскликнут: истина твоя!
Как я люблю тебя, Россия,
Когда над миром твой народ
Скрижали поднял огневые,
Скрижали вечные свобод.
1917
Кофе
Тебя сбирала девушка нагая
По зарослям благоуханной Явы.
Как ящерицу дико обжигая,
Ей кожу сделал рыжей луч кудрявый.
Замучена полуденной работой
К любовнику такому же нагому
Она бежала в лунное болото
К сплетенному из вешних прутьев дому.
И там кричали, радуясь, как дети,
Что труд прошел, а ночь еще продлится,
Показывая на жемчужном свете
Блестящие от долгой ласки лица.
С утра голландец с ремешковой плеткой
На пристани следил за упаковкой
Клейменых ящиков и кровью кроткой
Окрашивал тугую плетку ловко.
Потом с валов могучих океана
Корабль срезал бунтующую пену,
Пока в каюте мягкой капитана
Купцы высчитывали вес и цену.
До пристани, закутанной в туманы,
Томились, гордо засыхая, зерна.
А там, на Яве, кровяные раны
На девушке горели рыже-черной.
1920
Алексей Дорогойченко
Поэма об очередях
Рабфаковцам посвящаю
1919
Этот год девятьсот девятнадцатый!
Весь в борьбе этот год,
В голоде.
Ведь как приходилося драться-то:
Тело в восстанье горело,
Тело горело в борьбе,
А питанье по карточке,
По литеру Б.
А за спиною — шепот старческий.
Нервы, нервы бередя,
Шепталися очередя:
Га-а…
Довосставались…
… … … … … … … … … … … …
А мы на вокзале
С дочкой грудною, с женой
расставались…
Мой рот разъедала цинга.
И хотелося слезы их вытереть…
И хотелось орать что-то грубое!
Но больные стискивал зубы я,
Молчал.
Ногти грыз до крови…
А глаза — телескопами:
Огневые глаза — не мокрые.
(Так глаза у волчат
По ночам.)
… … … … … … … … … … … …
Все упорней да упрямей
В огненный круг
Городов,
Сёл
Шел
С фронта на фронт
Без остановки!
С востока на запад —
Крепче винтовки!
С востока на юг
Затвора щелк,
Приклада стук:
Так надо,
Надо.
Шел.
1922
И вот
Двадцать второй сегодня год.
И… снова очередь.
Но у иного эмпео[1] —
За талоном на рабфак.
Это факт.
Между прочим ведь
Что от наших важных вузов
Дух пошел совсем иной:
Пахнут кофточки да блузы
Свежесрезанным арбузом,
Комсомольскою весной.
Там галочьими стаями слетевшиеся кепи
Подняли шум и гам.
(Где молодежь, там и галдеж.
Из песни слова не выкинешь.)
… … … … … … … … … … … …
А вот, брат, при Деникине.
Э, да что говорить о нэпе.
Соблюдайте, товарищи, очередь…
Да мы черта своротим, товарищи!
Только дайте нам корочку знания.
Лучше мякишка!
Приняли, Мишка?!
Проходи…
Слышь-ка?
Ишь как радуется!
Не галди.
Соблюдайте, товарищи, очередь.
… … … … … … … … … … … …
И я — бородатый — стою:
Очередь, очередь соблюдаю свою.
Попаду ль на рабфак?!
Где уж!..
Отчего же такой веселый?
Да так.
Чую день:
Понесут караваями
Все юнцы, на рабфаки идущие,
Дымящимися караваями
Во все, во все концы,
В города понесут и села
Науку иную
В трудовую гущу…