— Вилка? Ты откуда? С тобой все в порядке? — в голосе отца слышалась нешуточная озабоченность.
— По порядку: со мной все хорошо и будет хорошо. Я только уеду на пару дней с одним хорошим знакомым.
— Он сейчас рядом? Ты можешь говорить?
— Могу, все в порядке. Он рядом, заправляет машину.
— Ты можешь бежать?
— Могу, папа. Но не хочу. Хотела бы — давно бы убежала.
И тут до нее дошло.
— Пап, а почему ты думаешь, что мне нужно бежать?
— С тобой правда все в порядке?
— В полном, пап. Он хороший человек, правда. Наделал много ошибок, но он хороший. И меня не обидит.
— Дай мне с ним поговорить!
— Потом! Сначала скажи, что происходит? Почему ты решил, что я в опасности?
Отец постепенно успокаивался, Виола чувствовала это через телефон.
— Сначала позвонил Никита. Сказал, что ты пропала, а его в полиции не воспринимают всерьез. Сказал, что видел как ты говорила с каким-то парнем, отвлекся на минуту, а тебя уже нет. Отвлекся он, видите ли! Ухажер хренов!
— Папа, мы с Никитой просто друзья.
— Это ты так думаешь. Если б ты видела, как он переживал и что говорил… В общем, его в полиции полчаса продержали, сначала посмеялись, а потом к делу подключились ФСБшники!
— Кто?
— Ты меня слышишь вообще? ФСБ тобой интересуется! Вот, только минут двадцать как двоих проводили.
— Кого двоих? — забеспокоилась Виола.
— Да черт их знает, какие. Двое. Здоровые амбалы, выправка военная, но в гражданском. Корочки показывали. ФСБ, все как надо. Один вообще страшный как моя жизнь — шрам во всю правую щеку. Сказали, что есть вероятность, что тебя похитил очень опасный преступник, что важны любые зацепки… Но быстро ушли, только маму напугали, сволочи. Она сейчас у соседей, у Валентины Петровны, та ее валерьянкой отпаивает.
— Да уж…
В голове Виолы вертелось что-то, связанное со шрамом. Что-то, казавшееся важным, но впопыхах забытое…Но отец заговорил вновь, сбив ее с мысли.
— А теперь ты мне быстро объяснишь, что происходит!
— Происходит… Меня действительно похитили, — Виола услышала, как отец охнул. — Но он оказался хорошим парнем, правда!
— Стокгольмский синдром! — не раздумывая поставил диагноз отец. — Бросай все и беги! Если он правда такой хороший — он поймет.
— Стокгольмский синдром? Может быть. Но это уже не важно. Я его не брошу и точка. Мы едем с ним на Алтай. На два дня, не больше. Я вам еще позвоню. Я телефон-то дома оставила, приходится у случайных людей просить…
— А у гангстера твоего телефона нет что ли?
— Гангстеры телефонов не носят! Боятся, что их по ним вычислят! — отшутилась Виола и задумалась о доле правды в своей шутке.
— Дай мне с ним поговорить!
— Сейчас, уже иду к нему. Его зовут Витя, он добрый на самом деле. И со мной все будет в порядке, я обещаю.
Витя уже заправил машину и стоял возле открытой дверцы, дожидаясь Виолу. Чуть поодаль, отъехав от колонки, стояла белая «Шестерка». Ее хозяин видимо ждал назад свой телефон.
— Витя, поговори, пожалуйста, с моим отцом. Он хочет убедиться в том, что ты меня не обидишь.
— Как его зовут? — шепотом спросил тот, безропотно принимая телефон.
— Андрей Владимирович.
— Здравствуйте, Андрей Владимирович! — спокойным и ровным голосом сказал он в трубку. — Меня зовут Виктор, и я хотел бы вам сказать, что у вас самая очаровательная и умная дочь на свете. Она замечательная! Да, мы едем отдыхать. Нет, этого я вам сказать не могу. Сам еще не знаю…. Ни в коем случае! Не обижу и никому не позволю… Поверьте, рядом со мной она в безопасности… Сама она? Сама она в это верит, как видите…. Я сожалею, что вы из-за меня волновались…. Все будет хорошо! Да! Да, я ее не держу. Если захочет — уйдет в любой момент. Нет, будет так, как она сама решит. Все, передаю трубку.
К концу разговора витины черты лица опять заострились, видимо отец сказал ему что-то обидное, а он очень легко злился, становясь при этом закрытым и мрачным. Виола подумала, что эта закрытость — не от внешнего мира, а от внутреннего. Витя боится не людей, он боится не сдержаться, выпустить из себя все, что копилось в его душе.
— Папа, мы поехали! Все! Два постулата: со мной все в порядке и в понедельник я вернусь. На этот телефон не перезванивай, он не мой. Маме — привет! И не волнуйтесь за меня!
— Да как за тебя не волноваться?
— Как обычно! Когда в Корею меня отпускали — волновались? Волновались. А я живая прилетела, счастливая и довольная. Вот и сейчас такая же приеду. Все! Пока!
И она нажала «отбой» раньше, чем отец успел сказать что-то еще.
— В Корею? — удивленно спросил Витя.
— Дела давно минувших дней. Контракт на съемку с одним корейским модельным агентством, там русские девушки на вес золота идут.
— Да я, оказывается, мировую знаменитость похитил! — хмыкнул Витя, садясь в машину. — Поехали! Только сотовый этому хмырю отдай. Ишь, как смотрит!
Виола подошла к «Шестерке» и протянула телефон вместе с деньгами.
— Спасибо! — вполне искренне сказала она. — И деньги возьмите. Вам они нужнее. Правда! Может, людям после этого верить чаще станете.
— Да что же…
— Берите, берите!
Мужчина нехотя взял деньги и телефон.
— Странные вы ребята, — изрек он наконец.
— Вы даже не представляете, насколько! — улыбнулась в ответ Виола. — Удачи!
— И тебе, девочка.
— Зря деньги отдала! — сказал Витя, заводя машину, когда она закрыла за собой дверцу. — Не заслужил он. Жмот старый.
— Не надо так, — попросила Виола, — люди всякие бывают. У многих моих друзей и знакомых так телефоны уходили. В России же живем…
— И все равно! — упрямо повторил Витя. — Когда мы Наде на первую операцию собирали, казалось, все так просто будет. Нужно было пять миллионов. Неподъемная сумма для простого человека… Кто-то из ее друзей предложил кинуть клич, создать группу сбора средств в «Вконтакте», обратиться в благотворительные фонды. Всего-то и нужно, чтобы 50 000 человек скинулись по 100 рублей. Это же смешные деньги практически для любого! И 200 рублей — тоже смешные, а тогда нужно уже всего 25 000 человек. По сути — жители одного микрорайона в Новосибирске. Всего лишь…
И знаешь, сколько мы собрали за месяц? Двести тысяч! Пожертвования перечислили около тысячи человек. Всего! За месяц, понимаешь? А в группе к этому времени было уже тысяч пятьдесят. Все такие добрые, перепосты делали, на стене сообщения оставляли: «Надя, держись, мы с тобой!» У нее, конечно, от каждого «лайка» под ее фотографией опухоль на миллиметр уменьшалась, ага!
А знаешь, кто еще был? Недоверчивые. Те, которым жалко свои 100 — 200 рублей перевести без проверки. Которые требовали сканы диагноза, просили Надин сотовый, чтобы ей позвонить. Она сначала давала, а когда двое ее до слез довели — перестала. А один ублюдок кричал ей в трубку, что она — мошенница, что на новый «Мерседес» собирает… Я тогда впервые понял, что могу убить.
— И ты… убил его? — спросила Виола.
— Я его нашел. Вычислил. Но Надя поняла, что я задумал, и заставила пообещать, что я этого не сделаю. Я пообещал… так что эта тварь до сих пор жива, а Надя — нет. Может быть, если бы эти пять миллионов собрали за месяц, что-то изменилось бы? У нее уже тогда метастазы пошли повсюду… А пока я заказчика нашел, пока первый заказ выполнил… В общем, я до сих пор себя корю, что опоздал. И таких людей ненавижу…
Виола протянула руку и положила свою ладонь на витину, лежащую на руле. Слова были излишни, на глаза наворачивались слезы. Она вспоминала себя несколько часов назад, себя в сквере возле фонтана. Свое желание отойти подальше от парня с тоской в глазах, чтобы не заразиться этой тоской, чтобы не подцепить его боль.
Неужели все люди в глубине души такие?
Неужели она сама такая?
— Расскажи мне о Наде! — попросила Виола.
— А как же наша игра? Ты же ее предложила.
— Не хочу больше играть. Ни во что. Хочу помочь тебе!
— Это хорошо!
Витя улыбнулся. Тепло, ободряюще, по-настоящему.