— Не-а! — рассмеялась Виола. — Никогда не прыгала!
— Ну, тогда вы просто очень смелая.
Однако Вите, тоже возжелавшему полетать, пришлось долго уговаривать отпустить его.
— Мало ли! — эти два слова были самым главным виолиным аргументом.
— Ну что «мало ли»? — возмущался он. — «Мало ли» будет завтра! Сегодняшний день полностью принадлежит мне!
— И все равно!
— А не ты ли была уверена в том, что мое предчувствие в этот раз не сбудется?
— Оно не сбудется как раз потому, что я не дам тебе убиться! Не пущу!
И все равно пустила. И с замиранием сердца следила, как на Витю надевают упряжь, жалея, что не обладает его даром. Обладала бы — подхватила бы под руки прямо сейчас, в момент прыжка, и перенесла к себе на помост, на другую сторону реки! И как он удержался от того, чтобы не поступить с ней именно так?
Ничего страшного не произошло. Витя прыгнул, кстати, вцепившись обеими руками в веревку, и смог заставить себя разжать руки только когда амплитуда качания «тарзанки» стала сходить на нет.
После чемальской ГЭС была гора Синюха. Для Виолы это было первое покорение вершины, пусть даже и не своим ходом, а на неспешном кресельном подъемнике. Собственно, никакого волшебного трепета, оказавшись на вершине, она не испытала и самым ярким впечатлением поездки был спуск обратно.
Высоту горы Виола, конечно же, не запомнила, но ей показалось, что от подножья до вершины было километра полтора. И вот с этих полутора километров открывался настолько шикарный вид, что дух захватывало сразу же, как только эта панорама разворачивалась перед глазами!
Столько зелени она не видела никогда в жизни! Алтай раскинулся перед Виолой во всей своей красе — яркий, жизнерадостный, солнечный и ярко-ярко зеленый! Трасса подъемника проходила через просеку, а все остальное вокруг было лесом! Впереди виднелись горы, гораздо более низкие, чем покоренная Синюха, меж них неслась стремительная Катунь, ярко-бирюзового цвета, сверкающая на солнце даже с такого расстояния, а прямо по курсу у отрогов гор сияло озеро Манжерок, в котором купались небеса! И казалось, что трасса подъемника закончится прямо в нем! Что если не спрыгнуть с деревянного кресла — оно так и уйдет вместе с тобой в эту голубую, манящую воду!
— Как красиво! — выдохнула Виола, и Витя повернулся к ней.
— Ты — красивее!
Ее светло-русые волосы разметало и распушило ветром. Вите казалось, что никакой фотоаппарат и никакой художник не смог бы запечатлеть этот момент — эту чудесную улыбку, эти полные солнечного света волосы и эти прекрасные зеленые глаза!
Подъемник съезжал, конечно, не в озеро. Надземная дорога заканчивалась в нескольких километрах от него, но жаждущую прохлады Виолу это уже не могло остановить! После жаркого чрева УАЗика, в котором пришлось провести минут десять, добираясь до Манжерока по ухабистой проселочной дороге, она не раздумывая вбежала вводу прямо в одежде, смеясь и поднимая тучу брызг.
Витя подумал, покачал головой в ответ на виолины призывы присоединиться к ней и в итоге тоже полез в воду, раздевшись до трусов. Мужчинам вообще купаться проще… Плавки на тебе, или домашние трусы — разница между ними не велика. Быть девушкой вообще сложнее. Захотев купаться в людном месте — не разденешься до нижнего белья, если, конечно, не желаешь моментально приковать к себе взгляды всех мужчин пляжа.
Виола же и вообще не подумала о бюстгальтере, собираясь в дорогу, поэтому становиться главной звездой манжерокского пляжа не торопилась. Приходилось купаться в одежде, хотя ее топ и шорты были настолько легкими, что особой разницы между ними и купальником не было.
Манжерок был прохладным, илистым настолько, что уже зайдя по колено нельзя было увидеть свои пальцы ног под водой, и каким-то необычно густым. Может быть дело в иле, а может — в составе воды. Озера в горах чаще всего какие-то необычные — с особыми добавками; то соленые, то щелочные, то с примесями серы или еще чего-то…Но главное: Манжерок был приятным! Он дарил прохладу, так необходимую после палящего солнца, он дарил легкость и бодрость!
Виола заплыла на середину озера — благо, это было не трудно, его ширина не тянула и на 500 метров, легла на спину и, блаженно сощурившись, подставила лицо солнцу. Спустя несколько минут к ней подплыл Витя и улегся на воде таким же образом.
— Никогда не понимал: как люди могут плавать на спине? — сказал он. — Или лежать, вот как ты сейчас.
— Так ты же сам так же лежишь? Вода держит…
— Меня почему-то не держит. Я плохо плаваю. Медленно, с кучей брызг и с шумом.
— Но… Ты же…
— Это если я сам плыву! — усмехнулся Витя. — А если не сам, если заставляю воду мне помогать… Протяни ко мне руку!
Виола послушалась. Двумя легкими гребками приблизилась к Вите и протянула руку к его боку, сразу же ощутив, как изменилась вода вблизи него. Она стала гуще и непрерывно двигалась! Словно бы он лежал в точке, где сходилось с десяток подводных течений одновременно!
— Чувствуешь?
— Да.
— Вот так и плаваю. Вода меня держит почему-то только если я ей помогаю. Иначе — тону.
— Это тяжело?
— Да, тяжеловато. Но мне проще создать такое в озере, чем заставить воду из стакана подняться в воздух. С водой тяжело работать, она текуча, не стабильна. Но когда я в ней, я ее чувствую и мне легче. Например, на то, чтобы переплыть это озеро, постоянно поддерживая под собой водяную подушку, мне потребуется меньше сил, чем на то, чтобы заставить сто грамм воды повиснуть в воздухе.
Витя огляделся по сторонам, убедился, что на них никто не смотрит и протянул к Виоле руку:
— Смотри, что я еще умею!
Его руку, от плеча до кончиков пальцев, обволакивала непрерывно движущаяся вода! Тонкий слой, всего несколько миллиметров, но сплошной, покрывающий всю руку полностью. Текущий, играющий и переливающийся на солнце. Виола от удивления решилась дара речи и так и замерла с открытым ртом.
— Практический телекинез, — сказал Витя, — водяной скафандр. Чудесная защита от комаров и прочих насекомых. И кстати, так очень удобно мыться…
— И не надо никого звать потереть спинку!
— А мне и некого…
Кажется, помимо телекинеза он обладал и еще одним даром. Любой разговор сводить к тому, как у него все плохо. Даже сейчас, лежа на поверхности прохладного и ласкового Манжерока, подставляя лицо яркому солнцу, он не мог распрощаться с прочно угнездившейся в его душе грустью. И этой грусти Виола намеревалась дать бой любой ценой. Самой действенной тактикой было сменить тему, увести Витю прочь от дурных мыслей…
— А что ты чувствуешь, когда используешь свой дар?
Виола взяла Витю за руку, ощутив, как ток воды мгновенно изменился. Она набежала на ее руку волной, но тут же откатилась обратно и изменила свой ток, охватывая витину руку только до кисти.
— Напряжение! — подумав, ответил он. — Это похоже на чувство, когда ты напрягаешь глаза, всматриваясь в точку на горизонте. Важным становится только эта точка! Ты концентрируешься на ней и забываешь обо всем остальном. Чем дальше этот объект, тем сильнее ты всматриваешься в него, до рези в глазах, до тяжести в веках! А если он еще и движется, или их несколько… У меня так с водой. Ее много, она текучая, подвижная, бесформенная. А вот если я сам в воде — я чувствую ее по-другому, каждое ее движение. Но все равно это тяжело, все равно я концентрируюсь только на ней… И усталость постепенно наползает.
— А с твердыми предметами — проще?
— Гораздо. Но тут все зависит от веса. Согнуть монетку я могу походя, а вот поднять в воздух автомобиль — это уже надо сосредоточиться на нем и только на нем. Первое время, когда я только обнаружил, что могу манипулировать предметами и начал экспериментировать, мне очень тяжело давалось управление даже двумя монетками… Никак не мог удерживать концентрацию одновременно на двух предметах, даже находящихся рядом друг с другом, уставал страшно, до головных болей. А сейчас… Хоть десять монет, хоть двадцать! Главное, чтобы я их видел одновременно. Тяжелее всего мне вода давалась… Но и с ней в итоге худо-бедно освоился.