V. Инвалидность. Отчисление из армии. Возвращение в Москву
В феврале 1942 года я подвергся обследованию и был признан негодным к дальнейшей службе в армии по военной инвалидности, а во второй половине месяца был отправлен в Москву. Моя армейская служба кончилась. На ее месте остались контрактура локтевого сустава левой руки и следы нескольких ранений без повреждений костей, осколками снарядов и авиабомб. Мальчишескую гордость вызывал удар прикладом (по-моему, пластмассовым) по голове, но и он был не слишком серьезен — как-никак рукопашная схватка, но и она заметной травмы не вызвала, да и соперник мой оказался достаточно хилым. Во всяком случае, заживали эти ранения (кроме руки) достаточно быстро и никаких осложнений не дали. Поэтому отчисление мое из армии было, безусловно, справедливо. А вот расставание с врачами, сестрами, начальником госпиталя доктором Коганом было, естественно, очень грустным: я уже подчеркивал, что было нас сравнительно немного. Мы считали естественным делиться и радостью, и удачами, и мы очень «прикипели» друг к другу. Перед самым отъездом мне разрешили походить по городу, который навсегда запомнился мне строгостью, деловым настроем, спокойствием, ответственностью, как бы разлитой по всему городу. Остались у меня об этом достойном городе «на диком бреге Иртыша» самые глубокие воспоминания. В следующие годы я неоднократно приезжал в Омск, но, к сожалению, надолго там не останавливался.
Тогда же, в феврале 1942 года, я, естественно, с нетерпением ждал отправления в Москву. Отправились ночью и ехали долго: длительные стоянки поезда на станциях, пропуская воинские эшелоны. В отличие от предыдущего пути в Сибирь, с приближением к Уралу стали выключать свет, хотя никто, конечно, не спал — все стояли у окон, вглядываясь во тьму, на сей раз уже Европейской России. Конец пути был, как обычно, особенно медленным, но вот замелькали с детства знакомые названия пригородных станций, потом в предрассветной мгле обрисовалась башня Ярославского вокзала и, наконец, Москва. Документы проверили достаточно оперативно, но было это в первом часу ночи, а до шести утра продолжался комендантский час. Так что ночные разговоры были продолжены. В здании вокзала было относительно свободно, и мы получили некоторые сведения о московских событиях, прежде всего, о бомбардировках Большого театра, Музея изящных искусств, Театра им. Е. Вахтангова, одного из старых зданий Московского Университета (на Моховой). Как правило, информация передавалась скупо, без преувеличений и истерических ноток, спокойно и корректно, а некоторые сведения у нас уже были благодаря эвакуации в Омск театра им. Е. Вахтангова, находившегося напротив окон моей госпитальной палаты. В Москве же театр был на Арбате — в нескольких сотнях метров от моего дома. Самолет, сбросивший бомбу на театр (убившую одного из лучших его артистов Василия Васильевича Кузу), сбросил вторую у подъезда моего дома, где дежурил мой отец — бывший офицер, которого с силой отбросило на выбежавшую из дома собаку.