Я себе представлял Бессарабию цветущим сытым краем, где живут добрые люди, и где я, наконец-то, не должен буду думать о ежедневном куске хлеба – уж очень я изголодался в военные годы. Кроме того, мне захотелось испытать свои силы на самостоятельной работе.
Молдавия
Но и здесь мне не изменила судьба: стоило мне захотеть поехать в Молдавию, как меня назначили на Западную Украину, в Дрогобычскую область. Но я не поддался и по протекции добился того, что мне положено было по закону. Деньги на расходы мне выдал институт, но как выглядит доктор без пары целых штанов и без пары приличных ботинок? Уже не говоря о костюме и приличном пальто. И хотя я никогда не обращал особого внимания на одежду, но как бродяга я поехать не мог – я уже не студент. Мои друзья из профкома института помогли мне, выдав талон на пару брюк и зимнее пальто. На одолженные деньги я купил одежду, а пальто прямо из магазина вынес на барахолку и перепродал за более высокую цену. На вырученные деньги я купил в комиссионном магазине поношенный черный костюм и трофейные ручные часы. Как можно себе представить доктора без часов? Пару туфель мне смастерил отец Арончика – опытный сапожник. Галстук и шляпу мне подарил мой брат из своего «гардероба». И вот – настоящий доктор! С головы до ног! Правда, мой друг писатель Гольдес, снабдив меня рекомендательным письмом, рассуждал, что не подобает врачу явиться на новое место старым холостяком (мне было уже за двадцать семь), и вместе со своей женой Фаней взял на себя обязанность срочно меня сосватать. Но к их досаде я оказался не из покладистых женихов, и они разочаровались во мне…
В начале мая 1946 года я приехал в Кишинев. Город лежал в сплошных руинах, и было даже трудно себе представить, что на месте, где перед войной стоял цветущий город, как изображали бывшие его жители, лежат горы кирпича и стоят, как бы выстроившись в шеренги, разрушенные стены с зияющими, как открытые раны, окнами.
Во время войны и после нее я видел много разгромленных городов, станций, предприятий, и каждый раз не в состоянии был отделаться от мысли о том, как дико еще человечество, если такая цивилизованная нация, как немцы, может быть настолько варварской. В сравнении с ними наши предки были просто невинными младенцами.
В Министерстве здравоохранения Молдавии работал один мой товарищ, Борис, из Фрунзе, окончивший институт двумя годами раньше меня, и я у него остановился на несколько дней. Борис мне посоветовал из всех мест, в которых мне предложили работать, выбрать Дрокийский район, Сорокского уезда, что недалеко от Бельц. Я послушался, собственно мне было все равно – Молдавия была для меня незнакомой страной и, кто знает, где мне будет лучше или хуже.
В Дрокию я прибыл ночью. Маленькая одноэтажная станция на пути из Кишинева в Черновцы была еле освещена одним единственным фонарем. Вокзал представлял собой комнату с цементным полом и парой скамеек, за суфитом – закопченная керосиновая лампа. Как только поезд отошел, ко мне подошел дежурный и, поднеся к моему лицу свой фонарь «летучую мышь», с удивлением стал рассматривать единственного пассажира, который только что прибыл. Я пытался с ним поговорить, но безуспешно. Он дал мне понять, что не понимает по-русски, однако я почувствовал в его поведении враждебность к непрошеному гостю. Он исчез в двери своей дежурки, и мне ничего не оставалось, как прилечь на узкой, твердой скамье с узлом под головой и дожидаться утра.
О том, чтобы поспать, нечего было и думать. Во-первых, «постель», во-вторых, уж слишком много мыслей теснилось в мозгу. Тут, где я нахожусь сейчас, начинается новый этап в моей жизни, здесь я сделаю первые самостоятельные шаги врача. Что меня тут ожидает? Куда заведет меня этот путь? Во всяком случае, начало его в темной станционной комнате не воодушевляло. Мое настроение было далеко не приподнятое. Но я заметил, что темнота наводит тоску не только физическую, но и психическую. Что ночью рисуется в сплошных черных красках, исчезает с первыми солнечными лучами.
Дрокия меня обескуражила. Не такой я себе представлял бессарабскую деревню. В моей фантазии Молдавия светилась цветами ясной радуги. А тут – деревня, как деревня, с серыми деревянными и немногими кирпичными домиками. И, хотя уже середина мая, сады и деревья у дороги не красуются своими кронами. И… странная тишина.
Районный здравотдел находился недалеко от станции и вместе с амбулаторией занимал одноэтажный дом. В этом самом доме в задних комнатах жила хозяйка здравотдела вместе с единственной докторшей. В отдельной комнате жил фельдшер. Мой приезд медики встретили восторженно. Они не знали, куда меня посадить. Выяснилось, что самая большая деревня в районе Надушита осталась без врача. Врач Алла Ивановна, местная жительница, полностью деградировала от алкоголя и морфия и уже не в состоянии была работать. Так что я прибыл в самое подходящее время.