Похотливые длинные пальцы девушки бегают по его торсу и постепенно она ведет рукой все дальше, дальше, желая доставить удовольствие и ему. Ее рука плавно двигается вверх-вниз по крайне возбужденному члену, в то время как на губах датомирки играет хитрая, азартная ухмылка. Кеноби прикусывает ее губу, его пальцы резко впиваются в ее бедра, сильнее, чем раньше, но Асажж не останавливается. И вновь она чувствует жадные поцелуи-укусы на своей шее, понимая, что следы, схожие по цвету с ее татуировками, обязательно останутся. Постепенно ее руки опять перебираются на плечи мужчины.
Кеноби не спрашивает ее разрешения только потому, что знает, что боли датомирка не боится, а хочет его также сильно, как и он ее. А он едва ли не на грани. Все получается как-то резко, как-то слишком неожиданно, когда он входит в нее, когда он чувствует ее горячее, пульсирующее желание. Он похотливо сминает ее грудь, кусает за шею, даже не пытается соблюдать законы приличия и девушке это нравится. Тугой узел сильнейшего возбуждения постепенно сменяется желанной разрядкой. Асажж в промежутке между очередным рваным, каким-то даже диким, животным поцелуем криво усмехается, отметив, что зря в свои годы магистр Кеноби держал себя в руках. А она ведь знала настоящего его — страстного, неудержимого, и в то же время моментами нежного с ней.
И каждый толчок, каждый новый синяк на ее бедрах — все это в полсилы. Оби-Ван все еще боится сделать ей больно.
Вентресс не больно чувствовать его внутри, не больно от резких движений, ей охота кричать и стонать в голос, но требовательные поцелуи не дают девушке этого сделать. Она хотела бы кричать о том, как же хорошо от каждого толчка, когда Кеноби проникает все глубже и глубже, доводя ее до состояния эйфории. Она хотела бы стонать в моменты, когда его пальцы касаются клитора и поглаживают чувствительную точку медленными, дразнящими движениями.
Дышать становится тяжело, воздух воспламеняется, кожу обжигает ощущение острых ногтей на спине, Асажж исполосовывает его вдоль и поперек, в то же время двигая бедрами ему навстречу. Она извивается в его руках, сбивчиво шепчет это «да», что звучит для него словно через толщу воды. Оби-Ван не помнит себя, слетает с тормозов, и двигается все быстрее, быстрее, поняв, что можно не бояться причинить боль датомирке. Ее выражение лица, ее тихий шепот, ее действия — Асажж этим наслаждается, желая лишь, чтобы момент не заканчивался. Он чувствует себя сорвавшимся с цепи зверем, который желает утолить свой голод.
Словно дикие животные, для которых не существует ни законов приличия, ни правил, ни норм, только резкие движения навстречу друг другу, только тяжелые вздохи и стоны, только дикая, слишком дикая, звериная страсть.
Не доходя до того самого пика наслаждения, Вентресс отстраняется от мужчины проворным движением, заставляя его принять сидячее положение, и она садится сверху. Даже сейчас хочет почувствовать себя выше, хочет управлять. И в то же время она блаженно прикрывает глаза, позволяя Кеноби творить с ней все, что вздумается, а она будет лишь получать удовольствие. И она медленно привстает с колен, и также медленно опускается обратно, не удерживаясь от того, чтобы томно простонать от приятности ощущений. И постепенно темп ускоряется, девушка скрещивает длинные ноги за спиной Оби-Вана, в то время как его губы терзают ее, а языки сплетаются вместе. Он кусает ее за нижнюю губу, оттягивая чуть назад, и в то же время толкает обратно на кровать, нависая сверху.
Вентресс зарывается пальцами в рыжие пряди волос, и блаженно запрокидывает голову. Дыхание сбивается, и дышать тяжело, в маленькой и темной комнате становится слишком, просто невыносимо жарко. И высшая точка наслаждения приходит резко, неожиданно, как волна тока, которая поражает каждую мышцу в теле девушки, заставляя ее, забывшую, как правильно дышать, упасть на кровать. Глаза бегают в разные стороны и в какой-то момент она ловит затуманенный страстью взгляд Оби-Вана. Он валится на жесткую кровать через пару минут после нее, отчаянно пытаясь восстановить дыхание, в то время как в глазах словно мелькают искры. Он не может взять свое тело под контроль, и может лишь смотреть на блаженно прекрывшую глаза Асажж, лежащую повернувшись к нему лицом.
Девушка невесомо - непривычно нежно, несмело - касаетсяего его губ дрожащими своими, и первая поднимается с кровати, наскоро стирая капельки пота со лба, и принимаясь водить взглядом по комнате в поисках одежды. Кеноби только молча за этим наблюдает, пытаясь более-менее трезво оценить ситуацию, но у него не получается. Тяжело осознать, что из серого существования его жизнь всего лишь на несколько часов превратилась во что-то яркое, настоящее, то, что можно назвать именно жизнью.
Но отчего-то он даже не знает что сказать, не знает, что делать и не знает, нужно ли вообще что-то делать. Он не думает о будующем, которого на самом деле нет и быть не может, и он не думает о том, останется ли Асажж здесь, или вновь исчезнет, и на этот раз навсегда. Оби-Ван сознается в том, что хотел бы, чтобы датомирка осталась, ведь впервые за годы одиночества он почувствовал себя живым, а сейчас чувствует, как в груди кровоточит очередная рана, на этот раз оставленная этой ведьмой. Она не знает о том, как долго мужчина сдерживал в себе желание подобраться к ней ближе, ведь тогда она была врагом. А сейчас это уже абсолютно неважно.
— Спасибо, — хриплый, севший голос вырывает его из размышлений, но бывший джедай не решается ответить ей.
Вентресс с горечью проглатывает все остальные слова и открывает дверь, не оборачиваясь в сторону лежащего на кровати мужчины. Ей есть, что сказать, но она просто не находит в себе сил этого сделать. Может, однажды, но не в этот раз.
Она просто уходит, понимая, что Оби-Ван не остановит ее. И пусть ей не свойственны эмоции, пусть чужда привязанность, но ей хотелось бы иметь хоть одну причину чтобы остаться здесь — там, где ее, в общем-то, никто не ждет, но где она смогла почувствовать хоть что-то, кроме пожирающего любые другие чувства одиночества. Она всегда уходила, не прощаясь, а он никогда не гнался за ней сломя голову. Он просто отпускал.
И ей остается только уйти, закрыв за собой двери темной комнаты, не сказав больше ни слова. Она уходит без прощаний и сожалений о том, что случилось за этими дверьми.
Но Асажж Вентресс всегда возвращалась к своему заклятому врагу Оби-Вану Кеноби. А Оби-Ван…
… всегда ждал и всегда дожидался ее