Мнѣ кажется, что онъ и своихъ знакомыхъ господъ не много уважилъ: за 136 верстъ, съ двухъ, на одной лошади, можно и не уваживши взять шесть рублей.
Мы ѣхали по шоссе, которое идетъ изъ Пскова на Петербургско-Варшавскую дорогу, тоже каменную. Псковское шоссе идетъ на пять верстъ до послѣдней дороги и перпендикулярно въ нее упирается. Я разспрашивалъ многихъ: почему каменную дорогу проложили такъ далеко отъ Пскова? но мнѣ на это никто не могъ сказать ничего. Тѣмъ болѣе это странно, что новая чугунка проложена отъ Пскова очень близко, никакъ не дальше версты, и только въ этомъ одномъ мѣстѣ дороги, и каменная и чугунка, такъ далеко — версты на три слишкомъ — расходятся; въ другихъ же мѣстахъ онѣ сходятся на нѣсколько десятковъ саженъ и идутъ параллельно, до самаго г. Острова. Когда мы подъѣхали къ мосту на р. Терехѣ, я простился съ своимъ спутникомъ и пошелъ къ вновь строющемуся мосту на той же рѣкѣ, для желѣзной дороги, саженяхъ въ двадцати отъ стараго.
Дѣятельность была сильная: рабочихъ было много; одни привозили на тройкахъ огромные камни, другіе тесали камень, третьи копали, возили землю. Я взошелъ на временный деревянный мостъ, подъ который подводили постоянный каменный и разговорился съ рабочими. Отъ нихъ я узналъ, что въ настоящее время рабочимъ плата очень хороша: рабочему 50 к. сер., а мастеру, каменьщику, менѣе рубля не платятъ. Потолковавъ немного съ рабочими, я пошелъ опять на шоссе: чугункой идти не ловко, а другія артели, какъ мнѣ сказывали, стояли далеко. Пройдя немного по каменкѣ, я перешелъ по каменному мосту рѣку Многу и мнѣ захотѣлось пить.
— Дайте пожалуйста напиться, сказалъ я, подходя къ окну избы, стоявшей на самомъ берегу. У окна сидѣли двѣ женщины, и, услыхавъ мою просьбу, одна вскочила и пошла, а другая вслѣдъ ей проговорила:
— Надо бы странному человѣку квасу испить, да квасу-то нѣтъ.
— Сама знаю;- послышалось изъ избы: надо бы квасу, да гдѣ возьмешь квасу-то?
Спустя минуту, она вынесла мнѣ на улицу воды…
— Спасибо, матушка, сказалъ я возвращая ей, напившись кружку. Она одной рукой приняла кружку, а другою стала шарить около моей руки — желая всунуть мнѣ что-то въ руку.
— Ты человѣкъ странный, — торопливо говорила она: тебѣ пригодится; возьми, возьми!
— Спасибо, матушка, — отвѣчалъ я: мнѣ не надо; лучше кому другому подай.
— И другому подамъ — а ты-то возьми!
Я взялъ у ней пол-копѣйки серебромъ, и хотѣлось мнѣ эти деньги сберечь, но не удалось: за Псковскими арестами! Простясь съ ней, я пошелъ дальше.
— Здорово, землячекъ! крикнулъ, догоняя меня, отставной солдатъ:- Куда Богъ несетъ?
— Здравствуй, — отвѣчалъ я: иду, любезный, къ Острову. Не по дорогѣ ли?
— Почитай до самой Подрѣзицы по дорогѣ; пойдемъ вмѣстѣ; закуримъ трубочки, поболтаемъ.
Онъ закурилъ трубку, я папироску, и пошли вмѣстѣ, болтая кой-о-чемъ.
— Зайдемъ въ будку, землякъ, — сказалъ онъ, когда мы поровнялись съ одной будкой, поставленной для солдатъ, служащихъ на шоссе. Тутъ живутъ знакомые: солдатъ съ женой; зайдемъ, квасомъ напоятъ, а захочемъ, такъ и самоваръ поставятъ.
Мы вошли въ довольно просторную и очень опрятную комнату, перегороженную на двѣ части. Хозяина-солдата не было дома, и насъ приняла хозяйка, полуобрусѣлая Чухонка, у которой мой спутникъ, поздоровавшись, попросилъ квасу. Хозяйка ту же минуту подняла дверь, сдѣланную въ комнатѣ въ полу, сходила въ погребъ и принесла намъ большую кружку очень хорошаго квасу.
— Такая бѣда! заговорила она, когда мы усѣлись, такая бѣда: сперва торговала квасомъ, яблоками… все-таки нѣтъ, нѣтъ… а копѣйка лишняя набѣжитъ; а вотъ теперь… не смѣй торговать — да и полно!
Хозяйка подчивала насъ чаемъ, но мы отказались, простились съ ней, и пошли дальше.
— Она богата, — сказалъ мнѣ дорогою мой товарищъ: мужъ у ней человѣкь крѣпкій, а она хозяйка, и огородъ развела, да и торговала по малу… деньги есть. А ни что: люди добрые — Близко Подрѣзица, расходиться скоро: мнѣ надо влѣво брать; зайдемъ выпьемъ по шкалику; на разставаньи такъ и быть — поднесу!
Я отказался отъ его угощенія и мы разстались: онъ пошелъ въ кабакъ, а я повернулъ въ Подрѣзицу, лежащую въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ большой дороги; на самой дорогѣ стояла харчевня, но мнѣ не хотѣлось въ ней останавливаться.
— Пусти, добрый человѣкъ, переночевать, сказалъ я хозяину, подходя къ одной избѣ.
— Эхъ, ты! отвѣчалъ тотъ: въ плисовой поддевкѣ ходишь, а въ деревню ночевать повернулъ! Ступай въ харчевню, да возьми особую комнату.