Из ранних моих рассказов 6.
Он освободился летом, в середине июля. Позади был очередной срок - 6 лет, на руках справка об освобождении и какие то копейки, выданные администрацией колонии на дорогу, пакет со всякой мелочевкой. Он долго стоял у КПП и ворот лагеря, все никак не мог поверить в то, что можно просто идти куда захочешь и не слышать криков, матов и последующего наказания за самовольное передвижение.
В свои тридцать шесть он выглядел гораздо старше, как минимум можно было добавить еще десяток - рост под два метра, широкоплечий, с короткой прической, светлые волосы, хищное, смурное лицо и тяжелый взгляд зеленых глаз. Одет был в короткую темную куртку с капюшоном, широкие спортивные штаны и кроссовки "Nike".
Он быстрым шагом двинулся вдоль старого, деревянного, в серо-белом цвете покосившегося внешнего забора с двумя рядами колючей проволоки по тропинке на железнодорожную станцию, метров через 500 вытряхнул из пакета вещи и скомкав его, забросил в кусты. Ехать и возвращаться ему было некуда, он решил что по дороге определится, в каком городе или деревне выйдет из поезда - как понравится местность, там и остановится.
На местном вокзале, практически сразу его у входа остановил молодой, в чистой и отглаженной форме милиционер:
- Младший лейтенант Мироненко, документы предъявите.
Он молча достал справку, протянул Мироненко. Лейтенант минут пять изучал документ, потом сказал:
- Давай дергай отсюда, мой тебе совет, без таких как ты забот тут хватает.
- Да я и так собирался ...
- Вот, вот ... и чем быстрее, тем лучше - промолвил Мироненко и ушел в помещение линейного отдела милиции.
Денег едва хватило на билет, он долго кружил по вокзалу, тиснул два кошелька - у зазевавшегося прилично одетого мужичка из сумки на улице и аккуратно отработал спящего парня в галстуке и хорошем деловом костюме.
Настроение поднялось, ему повезло, денег было более чем достаточно, сумма была очень неплохая. Он хорошо пообедал в вокзальном буфете, купил дорогих сигарет и едва успел покурить на улице, пришел его поезд.
В плацкарте ему досталось боковое нижнее место, спать не хотелось, да и куда тут спать, он жадно глядел в окно, на людей, вслушивался в давно забытые обычные житейские разговоры обо всем подряд вольных людей.
Через четыре часа поезд остановился на маленьком полустанке, стоянка была десять минут, он вышел покурить на перрон. Какое то лубочное небольшое одноэтажное здание вокзальчика из белого кирпича утопало в зелени, никого из людей не было вокруг, только вдоль состава мимо него прошел постукивая длинным молотком пожилой и хмурый рабочий в ярко-оранжевой жилетке.
Ему понравилось тут сразу, когда объявили по громкоговорителю что поезд отходит, он отбросил окурок и проводив взглядом свой вагон, пошел через пути в сторону белого здания. Внутри вокзала было тихо, пыльно и немноголюдно - уборщица только мыла полы, имелась одна касса, два ряда деревянных сидений, на стенах расписания движения, да советские потрескавшиеся выгоревшие плакаты, наклеенные на тонкую фанеру с агитацией по безопасности поведения на железнодорожном транспорте.
- Извините, не подскажете, у кого тут можно комнату снять? - спросил он уборщицу.
- Комнату? Да можно, чего ж нельзя ... Ты сам то откуда будешь? - поинтересовалась в годах уже, болезненно располневшая, с седыми волосами и в темно-синем халате уборщица.
- Издалека, мать, издалека.
- Ну я и вижу что не наш. И раньше тебя тут не видала, если б приезжал к кому. Есть тут у нас, Мария Семеновна такая, может сдаст тебе комнатенку, если понравишься. Выйдешь из вокзала, по дороге прямо, через мост и отсчитывай пятый дом по левую сторону, попробуй к ней, вроде никто не живет у нее сейчас.
- Спасибо.
- Да не за что, милок, не за что ...
Путь до Марии Семеновны занял всего минут пятнадцать, вокруг был потрясающе красивый, густой лес, который непроницаемой стеной окружал разбитую, с большими ямами и высокой колеей дорогу, покрытую толстым слоем желтой пыли. Погода стояла жаркая, солнце светило немилосердно, на небе ни облачка, ни тучки и небо было прозрачно-голубым. А самое главное - тишина, оглушающая и захватывающая, в общем все то, что ему снилось по ночам в ШИЗО и БУРе, о чем он мечтал в суматошной и злобной жизни лагерной жизни в последний год своего срока.