- Всего сколько лет оставленных в тюрьме?
- 18.
- Понял, ну да ладно, в душу лезть не буду за грехи твои, заболит душа - если пожелаешь, сам расскажешь. Не хочешь ли поприсутствовать на службе сегодня церковной? Поразмышлять о дальнейшем пути своем? Приходи, в шесть вечера начало.
- Я подумаю.
- Хорошо, знай что ворота Господни всегда открыты, тем более для таких как ты.
Отец Михаил легко, несмотря на свою комплекцию, поднялся со стула и молча вышел.
Иван остался один, в раздумье провел около пяти минут, потом вернулась Мария Семеновна:
- Батюшка у нас строгий, шуток не любит. Воевал когда то, в Афганистане еще начинал, потом Таджикистан, Чечня - много лет на войне провел, награды имеет, потом в веру православную ушел полностью. Ты, Иван, сходил бы в церковь то, необязательно сегодня, покумекай об этом.
Он промолчал, ушел к себе.
А вечером, все таки решив сходить в церковь, он долго стоял среди толпы во время службы, нахлынувшие мысли и чувства очень долго не отпускали по окончании богослужения, он не спал всю ночь после этого, перебирая в голове последние "яркие" эпизоды его уголовной жизни.
А через несколько дней отец Михаил предложил ему жить и работать в монастыре.
- Пища и крыша у тебя всегда будет, выделим тебе такую же комнатенку как у Марии Семеновны. Только нужно будет работать Иван, много работать, усердно молиться и исполнять то что предписано. Приходи, я все покажу тебе.
Через неделю он пришел к отцу Михаилу, тот познакомил его с монахами, провел по монастырю, объяснил что нужно выполнять хозработы - пилить дрова, носить воду, работать в поле по выращиванию и сбору овощей, печь хлеб, служить в церкви.
Ни с кем из обитателей монастыря он не общался, жил и работал молча.
Были и срывы за время монастырской службы - уходил, выпивал, дрался с мужиками деревенскими, отец Михаил возвращал его обратно, не гнушаясь применить кулаки. Бил он профессионально, со знанием дела, так что потом отлеживаться нужно несколько дней.
В очередной раз, когда отец Михаил нашел его в ремонтной мастерской при ферме, пьяным и спящим под трактором, Иван пришел кое как в себя и кинулся драться.
Священник тут же, при мужиках, сработанно и жестоко начал избивать его, рассек ему бровь до кости, выбил несколько зубов и превратил в лепешки губы.
У Ивана не выдержали нервы, он истерично кричал:
- Да ты че, в натуре, меня как зайца то резинового лупишь? На зоне всю дорогу подмолаживали, только успевай уворачивайся и ты туда же! Я ведь не посмотрю что крест на тебе и от Бога шагаешь! Задушу ночью как котенка двумя пальцами! Где твоя любовь то к ближнему или Христос тебе лично выписал разрешение рога ломать?
Отец Михаил ни слова не говоря сложил его вдвое последним ударом в солнечное сплетение, несколько раз добавил ногами по лежащему и скорчившемуся на грязном, пропитанном машинным маслом полу Ивану, после поднял его, закинул себе на спину и потащил в монастырь.
На другой день Иван, тяжело поднявшись с кровати в своей келье, подошел к зеркалу и увидел что лицо опухло до невозможности, один глаз заплыл полностью, второй превратился в узкую щель, губы превратились в две толстые оладьи с засохшей кровяной коркой а бровь была зашита грубыми стежками суровой ниткой и волосы на коже брови отсутствовали.
Открылась дверь, зашел отец Михаил:
- Ну что Иван, проспался?
- Зачем вы так, батюшка?
- А иначе ваш брат то не понимает. Тут много было похожих случаев - и рецидивисты жили, и убийцы, разбойники да грабители. Почти всех приходилось приводить в чувство как тебя, потому как бывало с ножами, топорами бросались, закопать грозились. Ну меня то этим не испугаешь, много раз смерти в лицо смотрел. Всякое было, Иван. Только я делаю это для тебя, для спасения твоего, запомни мои слова. Ты поймешь это, может быть не сейчас, что кроме Господа не нужен ты никому и ты пришел к нему, оставаясь здесь, отмаливая грехи свои и для будущей жизни. Жизни после смерти, Иван.
Отец Михаил развернулся, закрыл за собой дверь, Иван еще долго лежал на кровати, пытаясь унять боль в теле и успокоиться душевно. Прожил он долго в монастыре, более не перечил отцу Михаилу, стал очень старательным, погрузившись с головой в христианство, забыв о другой жизни.