– Да-а, – сказала она, наконец. – Хорош. А еще яйцеголовый демократ возвышенных чувств. Я-то думала, его надо уговаривать, убеждать в смысле разумности, а он станет кочевряжиться, возмущаться за права человека, за законность и вечные ценности. Хотя, с другой стороны, если вспомнить твоих мокриц в трусиках у девочек… бр-р… очень, очень ты шустрый пусик.
– Сама же говоришь, что я быстрообучаемый.
– Даже слишком. Да, вот что еще, чувак. Я гляжу, у тебя при словах "мокрица в трусиках" глазыньки блудливо так заблестели и забегали по моей… – шоколадка явственно содрогнулась и рефлекторно сжала ноги. – Не вздумай, Чарлей, собственного твоего блага ради. Очень душевно тебе говорю и убеждаю. Я тебе не пэтэушная дива изящных чувств. По стенке размажу, и никакой Инптуд мне помешать не успеет. Веришь?.. в смысле, усек?.. Убью в самом прямом смысле, а сначала переломаю кости. Шагай, Чарлей, шагай, инспектор заждался.
– Не хочу инспектора, – с неожиданной твердостью заявил Чарли. – Хочу Крайенгу, девок, пива и свободы.
– Кого интересуют твои желания? – дежурно удивилась шоколадка. – Какая свобода? Какое пиво и, тем более, Крайенга?.. Да и девки ни цветков, ни нежных поцелуев пальчиков от таких как ты давно уже не ждут. Шевели копытами, козел, не пинками же тебя подгонять? А то я могу, – и она лениво двинула нижней конечностью в сторону Чарлеевой физиономии… правда, тот увернулся.
Однако попасть в эту самую конспируху оказалось значительно проще, чем ее покинуть. На какое-то мгновенье Чарли показалось, что находится он не в конспиративной квартире запредельных тайных Гюльчатаев, а в родной общаге родного ПТУ с ее простецкими нравами и приколами предельной безыскусности… уржаться можно, короче, если прикалывается все это типа над кем-нибудь другим. Сначала в его пятку вонзился гвоздь, невесть каким путем попавший в его плотно зашнурованный ботинок. Потом в физиономию прилетел мышонок. Летел-то он, собственно, в шоколадку, но она увернулась. Как только они открыли дверь в коридор, на их головы свалилась банка с краской ядовитого красного цвета. Причем, если красотка благодаря своей противоестественной реакции почти не пострадала – несколько капелек на куртке не в счет – то Чарли оказался угваздан с головы до ног. Потом он зацепил башмаком какую-то нитку, и тотчас в его ягодицу угодило несколько заостренных спичек, закрепленных на упругой детской школьной линейке – сущий капкан, какая-то сволочь насторожила. Рану, разумеется, и ранкой назвать нельзя – не опасная и даже не болезненная, но все-таки какая-то очень похабная и обидная. Потом из совершенно сухой вазы с пыльными искусственными цветами вылетела струя кипятка, потом… потом разъярённая шоколадка велела Чарли идти за нею и ступать исключительно след в след. Все это было, разумеется, сущей ерундой, но скорость их движения, однако же, существенно замедлилась.
А когда входная дверь в конспируху за их спинами захлопнулась, в квартире из ниоткуда материализовалась некая личность. Смазливая физиономия типичного латиноса, выпирающие во все стороны бугры накачанных мышц, шмотки, типичные на первый взгляд для упаковки типичного же мурла с городского дна, но изодранные исключительно художественно, чистые и даже вполне себе опрятные. И, наконец, завершающая облик последняя деталь туалета – роскошный шелковый галстук-бабочка ядовито красного цвета, повязанный на мощную голую шею. Личность жизнерадостно потерла руки и … в это время за окном кто-то громко икнул. Раз, другой, третий.
Личность повела из стороны в сторону красивым латинским носом, подскочила к окну и выглянула наружу. Потом она чуть ли не до пояса вывесилась с подоконника, повозилась за окном и втащила в комнату бедолагу Фантера, который, оказывается, не свалился вниз с верхушки стопятидесятиэтажного небоскреба, а висел в воздухе, зацепившись плащом за какой-то крюк на его наружной стене.
Фантер пялился на, так сказать, окружающую действительность бессмысленными глазами и икал… а что бы, интересно, делал на его месте кто угодно другой?
– Ну и плащ у тебя, – сообщила личность Фантеру. – Цепляется, за что попало. Еле отцепил.
Фантер икнул.
– Кончай икать.
Фантер икнул.
– Рражгрррах! – завопила личность в Фантерову физиономию, с самым зверским видом размахивая перед нею кулаками.
Фантер с лязгом захлопнул рот, на его рыле появилось несколько осмысленное выражение.
– Чего орешь?..
– А ты чего икаешь?
– …ну и дурак.
– Может, тебя обратно выкинуть, такого умника? – обиделась личность.
– Не надо! – твердо сказал Фантер.