– Тогда заткнись, а то бо-бо сделаю.
– Уже.
– Да я тебя, гада, еще пальцем не трогал! – возмутилась личность.
– В смысле, уже заткнулся. – Фантер огляделся. – А эти где?
– Ушли.
– Почему? – удивился Фантер.
– Им надо.
– Почему ты их не замочил? – досадливо пояснил свое почему Фантер.
– В техническом задании на мою работу такая задача не прописана.
– Чиво?
– Приказа такого нет у меня, дубина. У меня приказ убить инспектора Персидского – и все, усек?
– Нет, – честно сознался Фантер.
– Инспектора-то надо еще отыскать, он конспиратор, – пояснила личность. – Черномазая шллюшка поволокла козлируемого к нему. Идти им предстоит медленно, и по сторонам они будут смотреть не очень, потому что продираться им через мои ловушки и капканы. И это тебе не как два бита… А вдобавок с козленка краска капает. Следы. Ясно?
– А ты кто?
Личность обиделась.
– Ну, ты и лох! Ты, можно сказать, совсем лузер. Фирменного знака не видишь? Зря я его, что ли, даже поверх шубы ношу? – личность ткнула себя пальцем в шелковую бабочку. – Гляди сюдой, придурок!
–А-а! – обрадовался Фантер. – Ты Рем Бо-бо. То-то, я гляжу, на тебе бабочка. К чему бы это, думаю, бабочка? А ты Рем Бо-бо. Тогда понятно, чего она красная. А где Джейн?
– Какая Джейн?
– Джейн Бондс.
– Здесь ожидается Джейн Бондс? – Рем Бо-бо жизнерадостно хихикнул и привычным уже Фантеру образом потер руки. – Так ты ейный человек? Что же ты мне раньше не сказал? Мало ли, что она своя? Должен я ей подготовить здесь торжественную встречу пополам со всяческим хи-хи, или почему, дубина? Как ты думаешь? Кстати сказать, сними ты, в конце концов, этот свой порнайный плащ. Вечно ты им цепляешься за что ни попадя! Он мешает.
А когда Фантер, сопя от усердия, стащил с себя, наконец, злополучное одеяние, Рем Бо-бо набросился на него, сшиб с ног, ухватил его за шиворот пиджака и за штаны, вышвырнул в окошко, отправил следом плащ, выглянул наружу и снова жизнерадостно потер руки.
– Хи-хи. Теперь никто и не расскажет, что здесь был я, – сказал он. – Смотри-ка, а плащ опять висит. За тот же крюк зацепился, паскуда.
4
Честно говоря, малый этот, который киднэпируемый козленок, он есть наглый от и до. Величайшие наглецы из известных Рему Бо-бо могли при тесном с этим типом знакомстве вконец зачахнуть от завести. Ни секунды не сомневался, сволочь, что следят не за ним, что преследуют не его, что сам он следящему нахрен не нужен, вот и позволял он себе всячески выдрючиваться. Измазанную краской куртку он, кстати сказать, выкинул и краской на пол больше не капал.
Рем Бо-бо готов был конкретно побиться об какой угодно заклад, что сволочь козлиная его не видела. Просто догадывалась, что он тут есть. Да нет, не догадывалась, знала. Знала! Вычислила мозгвяными своими испражнениями яйцеголового ума, и даже не просто знала, а наверняка.
Кулак с оттопыренным средним пальцем козлик поднимал над головой и демонстрировал на все четыре стороны именно что ему, наблюдающему супермену. Задницу свою тощую выпячивал и ладонью по ней вызывающе хлопал: накося, мол, выкуси. А то еще, может быть, и поцелуй. Или оближи. И за одно это заслуживал ха-арошей трепки. Все, мол, знаю насквозь про тебя, наблюдающего тихаря и коммандоса. А что хоть и не вижу тебя, искусника и профи, так вот и хрен с тобой, клал я, мол, на тебя с прибором многократно и конкретно, все равно мне ничего за это не будет. И ведь прав, сволочь, в глаз ему за это не дашь. Ах, если бы не строжайший приказ мочить Инптуда Персидского, ни на что другое не отвлекаясь, наплевал бы, что смерть поганца киднэпируемого ему, Рему никто не заказывал. Задаром бы по стенке размазал мерзавца, пускай в его, Ремовом Техническом Задании на работу не было о козле никаких упоминаний, ни чтобы убить, ни даже типа чтобы скиднэпить.
Что такое есть вестибюли подъездов столичных небоскребов кому вообще объяснять и на кой? Даже во времена расцвета этих циклопических сталагмитов, когда все ихние подъезды были залиты светом, и жизнь вокруг бурлила конкретной газировкой, жильцы блудили, блуждали и заблуждались все равно. Требовалось приписывать к вестибюлям целые армии обслуги и секьюрити, но те даже вместе с роботами еле справлялись с ее, подъездной жизни форматированием, управлением и регулированием человечьих вестибюльных потоков.
Действительно. Гигантские вестибюли огромные и запутанные, а в них, вестибюлях, эскалаторов и разноскоростных лифтов до хрена и много больше. Все вокруг разбито на сектора, закодировано и запутано так лихо, что даже и яйцеголовым мозгвяным ботаникам не заблудиться невозможно. Соседние вроде бы по номерам лифтовые сектора расположены черт-те где, а то и вообще черт-те как, на разных уровнях, в том числе будто просто в воздухе висят и типа, и конкретно. А между ними торчат мосты, мостики бесчисленные, как внутренние, так и внешние переходы, галереи. Даже людям, жившим здесь годами, как бы это поточнее сказать, случалось заплутовать, вот. Бывало, что и служащие плутовались… в смысле плутили… в смысле плутали и заплутовывали. А теперь здесь было темно, как у негра в… корме, короче. Иные утверждали, что в вестибюлях горела одна лишь сотая лампа, и то не каждая. А если их, например, всего девяносто девять, тогда что? Вообще ужас, сотой бы гореть, а как раз ее-то и нету! И спросить дорогу не у кого, потому как если ты кого встретил, то этот оный заскочил сюда конкретно по нужде… в смысле по большой или по малой. Это в лучшем случае, потому что скорее всего, в смысле ибо, он окажется членом какой-нибудь банды, молодежной или не очень. А может оказаться посетителем самого распространенного здешнего бистро под названием: Третьим будешь?.. Что не многим лучше, если ты не первый или второй, а по делу. Вот и броди тут, хлопая глазами. Или ушами. Или еще чем. Потому что непониманты эти не только яйцеголовые, а все любые сапиенсы, хотя и среди сапиенсов яйцеголовые это что-то.