Правильно.
И думать даже нечего, он намылился на Крайенгу. И он будет к ней рваться через рогатки и препоны. Любые.
Логика!
Поняли вы там все, идиоты-мужики и прочие трансвеститы с транссексуалами? Извечное, могучее оружие женщин в борьбе за первенство и власть – Всепобеждающая и Всесокрушающая Великая Женская Логика. Логика Блондинки! И совершенно неважно, какими посылками для своих умопомрачительных выводов пользовалась значительнейшая из женщин – коммандосниц и Гюльчатайш. Совершенно неважно, были эти посылки истиной в последней инстанции или самой беспардонной чушью, плешью и ерундой. Совершенно неважен умонепостижимый путь белокурой мысли, приведший ее к конечному выводу. Цепочка силлогизмов? Ха! Главное, что вывод этот оказался совершенно, абсолютно, незамутненно верен. Бесспорен оказался сделанный Джейн вывод и окончателен. Женская логика – страшная сила, пусть и совершенно непонятная болванам мужикам! Кстати сказать, на кой этот самый мужской предмет она, Джейн, при операциях прячет свое лицо под маской? Ее лицо это ее грудь, а такую грудь под маской не спрячешь… Но – долой лицеприятные мысли, вернемся к делу, сказала она себе, гордясь логикой, точностью, последовательностью и вообще гордясь!
Итак, что Чарли сейчас делает, чтобы оказаться на Крайенге? Понятно, что все от него зависящее, но что типа конкретно? Какие следуют его шаги? Ну, действительно?
… что-то такое ей мешало. Мешало думать. Мешало рассуждать и даже мешало гордиться силой своей мысли. Какие-то звуки посторонние.
За поворотом коридора что-то тихонько скрипело… или журчало?.. потрескивало? Кто-то возился там, кряхтел и вздыхал. Кто-то там делал нечто… явно предосудительное, и это был человек.
Джейн больше не хотела отдавать судьбу покровов своего тела в неизвестно чьи руки, во всякие цепляния и спотыкания. В мгновенье ока она сбросила с себя проклятый плащ, без малейших колебаний скинула с ног сапоги, сжала за ствол увесистый пистолет и скользнула за угол. Как она и ожидала, спиною к ней изволила пребывать на корточках какая-то личность – здоровенная! – и, легонько кряхтя, совершала это самое свое неполиткорректное действие.
Джейн тенью скользнула вперед и с наслаждением обрушила на затылок неполиткорректного страшный удар пистолетной рукояткой. А когда неполиткорректный упал, она – на всякий случай, уж очень он был огромен – ударила его еще раз… и еще… и еще…
Ей так никогда и не удалось узнать, что затылок, который она с такой страстью, таким пылом и рвением обрабатывала железякой, принадлежал Рему Бо-бо, тому самому, кинуть подлянку которому было хрустальной мечтой ее жизни… а уж прикончить которого она даже и не мечтала. Подумать только! Он был в ее полной и безраздельной власти. Она могла его размазать по стенке. Могла прострелить ему колени, изуродовать… кастрировать, наконец! А она что же?.. да тьфу на нее, и все тут. Череп у гада бронированный – бей, не бей, но одна шишка на голове у сволочи или четыре, это особого значения не имеет. Рассказывают же энциклопедически интеллигентные Гюльчатаи-покажи-личико… взять, например, того же Коку Колера… что древний китайский парень Конфликций полагал миллион маляв, вываленных перед бабьим рылом, ничуть не лучше одной, как там ее, оттасканной?.. затисканной?.. изысканной, вот, конечно же… изысканной малявины. А чем шишка на башке хуже? Так что одела она шмотки упавшего и ушла. Не оглядываясь.
Ах, если бы знать…
Если же посмотреть на происшедшее с Бо-Бошной точки зрения, все обстояло не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже. Ну, сделали ему бо-бо. Ну, повалялся он – эка невидаль – какое-то время без памяти. Но ведь встал же. Встал! И – что характерно! – без малейших следов сотрясения мозга. Вы что?! Какой-такой мозг, какое сотрясение, козлы? Более того, пусть во всем этом деле будет фигурировать для него один свершившийся факт плохим, но хороших зато окажется целых два.
Сначала обнаружится, что пока он валялся без сознания, Инптуд с компанией благополучно покинул явочную квартиру. Птичка, так сказать, ушкандыбала великим порханием, и поиски надо будет начинать сначала.
Это было, конечно, плохо и никуда не годилось вообще. Зато два оставшихся факта самым надежным образом обеспечили ему в этой истории анонимность.
Во-первых, бабочка. Она осталась Джейн незамеченной, поскольку повязана была на голую шею… ах, если бы она ее заметила, ах, если бы заметила…
А во-вторых, очень уж велики были Джейн его шмотки. Они болтались, свисали, путались, трепыхались на ней везде, где только можно, не говоря уж о том, где нельзя. Джейн постаралась избавиться от них при первой же возможности, невнимательно удивившись про себя, что вот надо же – только что вокруг не было ни единого человека, а сейчас, когда на ней, так сказать, наличествует какой-никакой прикид, от посещантов небоскреба буквально не протолкнуться. Она постаралась избавиться от Ремовой экипировки, не удосужившись даже прорыться в карманах… а зря. Переодевшись в более подходящий для ее комплекции костюм, она небрежно бросила Ремовы шмотки в первый попавшийся угол, где он их в скором времени благополучно и отыскал к собственной безмерной и абсолютно неконтролируемой радости. Отыскал вместе с дорогими его сердцу "приколами", заполнявшими многочисленные карманы его огромных штанов. Правда, он тогда был уже упакован в каким- то чудом оказавшееся ему почти впору женское платье. Что касается Джейн… Ну, что ж, решила она. Скорее на шип. На шип и – даешь Крайенгу. Уж туда-то козлик всенепременно заявится, и в самом ближайшем времени.