Когда мерзкорожий появился у них в присутствии, все аж замерли и стали как бы деревянными. Вид у него и других, иже с ним, был такой, что не приведи господь. Все в присутствии делали какие-то дела, говорили какие-то слова и писали что-то на дисплеях компов, но вроде как бы поверх. Поверх сознания, поверх действительности, поверх всего… а это самое "все" и был страх. Всеобщий такой. Потливый. Липкий. И охрана глядела в сторону и сквозь – ее тоже проняло. И посетители глядели с опаской и пришиблено. А уж подруги – секретарши вообще старались друг на друга не смотреть, взгляд у каждой не поймаешь, даже если очень постараться. А ведь подруги, в отличие от нее, Сузи, ничего про мерзкорожего не знали, никто их насчет него не пугал, не предупреждал, опасаться его не велел. А они все равно тряслись в перепуге, что уж тогда о Сузи говорить?
Давешний мэн, ну, который весь из себя и с красивыми седыми висками, что подвалил к ней утром перед работой в компании с черномазой цыпой-дрипой, особо предупреждал – настойчиво! – что про Чарли он ничего не спрашивает, что совсем он не интересуется и подтвердить не просит, что парень наладился на Крайенгу на ближайшем же судне, поскольку знает все сам. Он только хочет ее предупредить, что молчать она должна, как рыба, и для собственного блага, и чтобы не навести всяких на след. И не устроить себе веселую жизнь. Чарлея-то они ищут, чтобы нейтрализовать, но и всех контачивших с ним – до единого! – нейтрализуют тоже. Словечко какое придумали – нейтрализовать! – сволочи. Сказали бы попросту пришить, так нет, надо выпендриться.
Сузи, конечно же, не была такой дурой, чтобы выложить красивому меланхолику с седыми висками всю подноготную про себя с Чарлеем. Впрочем, особо запираться она тоже не стала – смысл какой? Он и так все знает. В конце концов, как-то он на нее вышел? Кто-то его навел? Значит, кто-то их с Чарли все-таки видел. Да и тьфу ему, красавчику седовласому, спала она с Чарли, или не спала? Кашлял он на это дело с высокой орбиты, баб у него, что ли, нет? А она лично бы и с седовласым тоже… очень даже охотно… изъяви он такое желание. У него по морде видно, что он самый настоящий гламур из гламуров, Гламуриссимус, можно сказать, и эксклюзив. А с девичьих попок такие стаскивают не шанхайские колючие кружева, а самые настоящие нью-франкские кружевные трусики изящные… мяконькие… натуральные… которые сами, к тому же, за свои деньги на те попки и надевают. Вот черномазой шлюшке платьишко бы задрать, да на ейные трусики бы и глянуть, поскольку – голову на отрез! – они такие и есть, сам на нее, небось, надевает, сам и снимает. Только она тебе его задерет, подол-то! Так задерет, что тебе и хвататься за что-нибудь станет нечем. Нет, достается же каким-то стервам судьба! Оказываются они если и голенькими, то там, где надо, когда надо и – главное – перед кем надо. И вот у них уже есть все, что девушка только может себе вообразить, хоть бы даже и Крайенга на целых две недели ежегодно. И снимать с нее есть что и есть кому. А тут время идет, и бедра уже начинают тяжелеть, и грудь опускаться. И хоть возле тебя толчется бойфренд с перспективой, по которому бойфренду все подруги исходят слюной, но ты-то знаешь, что достойна большего, ты-то знаешь…
Мерзкорожий уставился на нее узенькими змеиными глазками, сунул под нос фотографию Чарли с веселенькой такой блудливой мордой и прошипел в лицо – она скорее угадала, чем услышала:
– Он здесь был?
Сузи отрицательно замотала головой с колоссальным облегчением оттого, что врать не приходится. И в самом деле, в присутствие Чарлей не заглядывал. Мерзкорожий … или меднорожий, если хотите… долгое мгновение сверлил ее маленькими злющими глазками, потом отвернулся, отчего она испытала ни с чем не сравнимое облегчение, и прицепился к Люси. Прикопался, можно сказать, и требовал дать ему все данные на Чарли из их архива.
Люси не повезло как раз потому, что она в их присутствии отвечала за архив. То есть до сих пор все считали, что ей несказанно повезло, раз уж платили ей за эту ответственность больше, чем любой другой девочке в рецепшене, а вот делать ей ничего не приходилось, поскольку компьютеры все делали за нее сами. Сами! Ей завидовали, за ее спиной рассказывали разнообразные скабрезные истории о ней и ихнем стареньком начальстве и всячески интриговали. Но лично Сузи полагала, что все это несусветная глупость, чушь и плешь. Считать, что сурь Латриненшайсер назначил ее на этот пост за особые – постельные! – услуги? Господи, глупость какая. Глава департамента изволил пребывать в весьма почтенном возрасте и, что касается эротических поползновений, вынужденно ограничивался вполне себе демократично поглаживанием подчиненных девиц по всяким там половым признакам разной степени первичности. При этом он не отдавал никому из них особливых предпочтений, поскольку все они были молоденькие, свежие, симпатичные и приятно разнообразные на ощупь.