Индивидуальные пытки Люси прекратились только с приходом начальницы медно-мерзкорожего. Бедная Люси выпала из них совершенно, абсолютно, насквозь мокрая, причем отнюдь не только от пота. Но если кто-нибудь считает, что на этом пытки бедняжки прекратились совсем, то он очень-очень ошибается. Они просто стали всеобщими и захватили всех девушек одновременно. Так что Люси могла, по крайней мере, теперь утешаться тем, что пытают сейчас одновременно всех, а не только ее лично. На миру же, как известно, даже смерть красна… в смысле, хороша… приемлема… в смысле – вы же понимаете, что она, Сузи, имеет в виду.
Пришедшая начальница была именно что Начальница, Начальница с большой буквы, а не какая-нибудь пошлая шефиня или боссиха. При ней даже меднорожий как-то стушевался, в нем появилось, вроде-бы, что-то испуганно-человеческое, и он даже стал как-то меньше мерзким.
Начальница прокатилась по присутствию что твое землетрясение или торнадо какое-нибудь. Тайфун пополам с цунами, короче говоря. Все вокруг валялось в развалинах и раздрызге пополам с раздраем, а когда она ушла, суря Латриненшайссера пришлось приводить в порядок не только валидолом, но и… начиная с самого нижнего белья, одним словом.
Перед тем, как покинуть помещение, Начальница оглядела трепещущих сотрудников задумчивым взглядом и сказала.
– Ладно. Похоже, они и в самом деле ни при чем, или не знают. Но я-то знаю! Знаю! Я знаю, где его искать. Искать его, сволочь, надо на Крайенге! На Крайенге надо его искать! Рано или поздно он там окажется, раз уж ему позарез нужно девок, пива и эту… как ее… ах, ну да, свободу.
3
Если кто-нибудь думает, что Рем Бо-бо надоел одному только Инптуду, то пусть он больше так не думает. Рем достал всех ультрачей-экстрачей до которых только смог дотянуться. И своих, и чужих. Всех и каждого. Да только ли их? Представьте себе хотя бы положение Шефа управления внутренней безопасности тайной полиции Столицы, который в процессе ужина тет-а-тет с юной дочуркой своего начальника – особой внешне весьма щедро одаренной как от природы, так и от косметологов – откинул крышку с чаши пладеменажа, только что водруженного на стол элегантными официантами, возглавляемыми элегантным до пошлости мэтром при роскошной алой бабочке, и увидел под нею свежепридушенную крысу, изящно уложенную на листья свежего салата и еще легонько дрыгающую задними лапками… А когда шеф попытался вскочить, чтобы умерить визг своей визави и пресечь разрастание скандала, то вдруг обнаружил, что насмерть приклеен к своему полукреслу, как и оно, в свою очередь, к полу отдельного кабинета… а ведь только что он – лично! – двигал ножками оного полукресла по полу, да и по сидению задом елозил! Между тем, супруга господина тайного полицейского была широко известна в соответствующих узких кругах крутостью нрава, размерами состояния и пылом собственнических чувств… как и папаша юной благонравной особы, впрочем.
Пусть даже приколы Рема были надоедливо однообразны, но они были крайне нахальны, крайне обидны и издевательски демонстрировали полную беззащитность и беспомощность перед ним любых потенциальных ультра-экстра эксклюзивов. А чего, собственно, удивляться? Элиты всяческой у нас развелось до хрена, и если уж кто есть самый-самый даже хоть бы и "Гюльчатай-покажи-личико", то он как?.. он именно что эксклюзив. Против этого не будет возражать и занудная наука грамматика, а если будет, то и хрен с ней. Проклятая алая бабочка как бы говорила всем, и ультрачам от плаща и кинжала, и всяческим прочим Гюльчатаям из каких угодно контор вообще: гуляйте… пока… Вы и целы только потому, что на вас, коммандосы хреновы и кладбищенские поставщики корма для червей, я заказа на сей день не имею. А если получу, то никакие маски на рылах вас, Гюльчатаев, не спасут… Никто вокруг не мог считать себя свободным от издевательских подначек резвливой бабочки, не исключая членов команды, к которой принадлежал он сам. И особенно наглядно это проявилось в случае с транспортировкой профессора Гитика на Джейнбондовский стелс-шип.