– Так вот. Там мы наткнулись на такое симпатичное солнышко, вокруг которого болталось аж две пригодных для жизни планеты. Представляете себе – ну, абсолютно земного типа, стервы. Жизнь на них так и кишела. В любых формах, разве что кроме разумной.
Кстати, эту системку потом по второму разу открыл один из наших ребят, тезка мой и лучший друг Ванька Азерский, который получил за это титул имперского комта с правами вице-короля, деньги, почести и… Ванька, разумеется, мужик свой, но нам с ним просто чертовски повезло. На эту планетную систему мог наткнуться вообще кто угодно после того, что умудрилась натворить эта помешавшаяся на реванше пьяная скотина. Я имею в виду Жлоба, разумеется.. Как вспомню, так нехорошо делается.
Естественно, он как надрался сразу же после взлета, так и не просыхал до самой высадки на обнаруженной нами планете. А как только вылезли мы из своих скорлупок, этот кретин сразу же начал разыгрывать из себя большого босса. Был он самодовольный, веселенький, пьяный и нагловатый.
Мы вышли без скафандров, атмосфера там совершенно земная, я вам уже говорил. Правда, я захватил с собою иммунную машину, так, на всякий случай.
С-м-три, к-кая бл-гдать, – сказал он мне заплетающимся языком. И добавил глумливо: – Р-зрешаю пр-гуляться… Скотина.
Представляете себе, этот дурак даже не взял с собою оружие. Если бы не я, его еще до встречи с кляксой непременно кто-нибудь сожрал бы. Впрочем, как известно, и мой бластер его тоже не спас.
На кляксу мы натолкнулись на берегу странной такой речки с пульсирующим течением. Не то, чтобы там были какие-нибудь особенные волны, нет, просто через определенный промежуток времени она то уменьшалась до размеров ручейка, вроде какой-нибудь Темзы, то разбухала до размеров нашего Енисея. Впрочем, справедливости ради хочу сказать, что ни Темзы, ни Енисея я в глаза не видел. Но вы понимаете, что я имею в виду… Надеюсь.
Думайте обо мне, что хотите, но вид у этой кляксы был озадаченный. Будто бы странны ей странности течения этой странной речки. Странны, и все тут. И еще. Я готов поставить свою голову против рюмки скверного пойла, которым травит нас эта лысая скотина, наш хозяин, что когда мы к кляксе приблизились, я вдруг уловил нечто… Запах?.. Нет не запах. Скорее намек на него. Или воспоминание. Знаете, как это бывает, налетело что-то родное, манящее и бесконечно дорогое сердцу, как старое выдержанное бренди. Налетело и отхлынуло, а ты даже и не успел осознать, что же это было.
Когда клякса нас заметила, а она нас заметила, ручаюсь, по бокам ее побежали цветные пятна, и мы, не успев сообразить, что делаем, тут же, мгновенно, оказались рядом с нею. И самым поразительным было то, что в этот момент я уже знал, что клякса – это как раз бренди. Да-да, бренди, несмотря на свою несуразную форму. Не догадывался, не предполагал. Знал. Только не спрашивайте меня, откуда. Знал, и все тут.
И вот еще что. Я вдруг почувствовал жажду. Ужасную жажду. Такую, что терпеть было просто невозможно. Мне хотелось схватить этот кляксу и выпить ее.
Я с трудом оторвал от кляксы взгляд и попятился. И вот какая штука, чем дальше я отходил, тем меньше становилась моя жажда, а шагах в десяти от нее она исчезла. Совсем.
Серж смотрел на эту самую кляксу и вдруг облизнулся.
– Эй ты, придурок, – заорал я, – тут что-то неладно, иди сюда!
Жлоб повел носом, принюхиваясь, и повернулся ко мне. Глазки у него были хитренькие, на лицо наехала блудливая улыбка.
– Ты… ничего не чуешь? – спросил он меня.
– Чую! Бедой пахнет! Иди сюда, говорю.
– Сейчас – сейчас. – Он с сожалением оторвал свой вожделенный взор от кляксы и на цыпочках подбежал ко мне.
– Кажется, наш герой слегка трусит? – с наслаждением сказал он. – А ну-ка дай мне на минуточку свой иммунатор…
Ничего не подозревая, я протянул ему иммунную машину, и тут же из глаз моих посыпались искры. Я отключился. Этот мерзавец изо всех сил треснул меня иммунатором по голове.
Очнулся я оттого, что на мою многострадальную голову было выплеснуто ведро воды. Я говорю ведро в фигуральном смысле. Этот негодяй приволок ее, конечно же, не в ведре, откуда у нас было взяться ведру, а в моей собственной защитной куртке. Я попытался встать, но не смог, поскольку ноги мои были накрепко связаны моим же брючным ремнем, а руки подвеской от бластера.
Все лицо мое было заляпано тиной вперемешку с обломками иммунатора, на губах ощущался мерзкий привкус болотной жижи.
– Ты, кретин, – завопил я, – немедленно развяжи меня и не вздумай трогать ЭТО. Оно живое! Понял? Живое! И оно нас к себе приманило.