Наконец, добираемся до заправки ТНК. Заправив полные баки, расплачиваемся рублями.
– А гривны ходят? – спрашиваю.
– До осени должны, потом все, – отвечает кассирша. Это город Зоринск. У стелы с названием города стоит машина ЗИЛ с углем в кузове – видно, что на продажу. Дальше, справа у дороги, план-карта и дорожный знак «Донецкая область», весь в решето. Рядом со знаком блок-пост – сгоревший вагончик. Справа и слева выжженное поле черного цвета, так что впечатление складывается зловещее. Мы не слышим стрельбы, канонады, разрывов снарядов, но видно невооруженным глазом: не так давно здесь было настоящее поле боя!
Что нас ждет дальше? Мы не знаем.
На асфальте время от времени попадаются воронки от снарядов – дорога вообще сильно повреждена осколками. Поэтому ехать быстро не получается, то и дело приходится огибать рытвины.
И вот наконец-то въезжаем в Дебальцево. Впереди блок-пост из бетонных плит и мешков. Наверху развеваются на ветру разные флаги, один из них – флаг непризнанной Донецкой Народной Республики. Перед блок-постом стоит человек в затемненных очках, в камуфляже, с автоматом наперевес, и улыбается.
– Парни, здорово! А что это вас сюда занесло? – закуривая сигарету, спрашивает.
– Сегодня в Донецк к друзьям, завтра в детдом, – отвечает Гера.
– В Никишино были?
– Нет, а что?
– Там дети, которые остались живы. Заедьте к ним лучше, – говорит, выдыхая дым.
Видим вокруг блок-поста тысячи пустых стреляных гильз. Еще видим разрушенный опорный пункт милиции и какие-то сгоревшие здания. Здесь, как видно, был магазин, там, похоже, придорожное кафе. А тут современная заправка, теперь покореженная и полностью сгоревшая. Жуть, одним словом.
Сначала направляемся в центр Дебальцево. На железнодорожном переезде стоит дежурный с полосатой палкой. Светофоры не работают, нам просто машет рукой женщина в оранжевой жилетке.
– Проезжайте! – говорит. И мы едем.
Проезжаем через множество железнодорожных путей и Т-образный перекресток. Тут же нас встречает военный и указывает – вам только направо. Когда въезжаем в город, вижу, что больше половины зданий разрушено. По городу гуляют военные; гражданские разгребают какие-то завалы то ли складов, то ли магазинов. Останавливаюсь, фотографирую.
Тут же со встречки ко мне подъезжает большой внедорожник, перегородив дорогу. Опускается стекло, и я вижу офицера в военной форме с четырьмя звездами на погонах.
– Здесь фотои видеосъемка запрещена, – делает замечание капитан. – Постановление такое-то, дата такая-то.
Вначале он говорит строго, затем интонация делается добрее. Меня предупреждают об опасностях, они здесь на каждом шагу.
– Извините, не знал насчет фото, – отвечаю и, спрятав мобильник, догоняю Геру. Тот ползает где-то в кустах на фоне кирпичной расстрелянной стены дома.
– Гер, – говорю, – тут человек предупреждал: аккуратней с туалетом, везде могут быть растяжки и мины.
– Пахан, понял. Ну что, поехали в Никишино?
– Поехали.
Через полчаса оказываемся на въезде в поселок. И это место действительно можно назвать адом. Въехав в Никишино, видим слева и справа полностью разбитые дома – один, два, три, нет, их десятки. Я не увидел ни одного целого жилого дома.
В центре поселка видим двухэтажный клуб – без окон, полностью разрушенный. Перед ним вновь сделанная детская площадка с горками, качелями и турниками. А у входа в клуб стоит черный «Урал» с коляской, из которой доносится музыка из маленькой колонки.
Подхожу, вижу нарядно одетых детей и женщину лет шестидесяти, возможно, их учительницу.
– Здравствуйте, – говорю. – У вас какой-то праздник?
– К Дню шахтера готовимся, – отвечает женщина. Смотрю на все происходящее, и на глаза едва сле-
зы не наворачиваются. Но я их сдерживаю.
Девочки лет 10–12 в длинных платьях, розовых с зеленым низом, начинают танцевать под музыку, звучащую из маленькой колонки, подключенной к ноутбуку. Парнишка чуть постарше в шлепанцах, шортах и футболке у них за диджея. На асфальте мелом нарисовано улыбающееся солнышко. Девочки танцуют, учительница им подсказывает, глядя в сценарий, и все это на фоне разбитого клуба, над которым развевается красно-сине-черный флаг с гербом.
Легче становится только после того, как понимаю: выжившие люди не сломались и даже в этих условиях продолжают жить и готовиться к празднику среди руин.
Я так и не понял, где живут эти люди, ведь все дома вокруг – в развалинах. Мы прощаемся и отправляемся дальше.
Вскоре у нас появляются провожатые – двое мальчишек на мотоцикле «ява». Едем вслед за ними, но вскоре съезжаем на обочину.