- Но общественность может тоже состоять только из изолированных субъектов.
- Тогда она не общественность.
- Тогда она буржуазная общественность.
- Ну, а социализм?
- А социализм основан на вне-личной общественности.
- Скажите откровеннее, - вмешался Михайлов. - На безличной общественности!
- На безличном абсолюте! - подсунул Елисеев.
- На абсолюте безразличия! - дополнил Борис Николаевич.
- На фокстроте! - не то всерьез, не то в шутку процедил изящный оратор, говоривший о фокстроте.
- Товарищи! - взмолился я. - Тут говорили о порке... Вы меня хотите запороть...
- Ну, ладно! - пытался по-прежнему быть рассудительным Абрамов, не обративший внимания на последние восклицания. - Ладно! Если социализм основан на вне-личной общественности, то что же это значит?
- Вот! - деловито сказал я. - Вне-личное значит объективное. Вне-личное значит не созерцательное, а раздельное. Но личность тоже может быть общественно-деятельной. Значит и этого мало. Вне-личное там, где продукт объективной деятельности тоже вне-личен. Что же такое вне-личная объективная деятельность личности, дающая тоже вне-личный продукт? Это производство!
Абрамов опешил, и многие тоже повесили носы.
- Ну, что же вы молчите, - говорил я нетерпеливо. - Примат производства, вот и все!
Думали, что я выведу какую-то небывалую философскую категорию, а оказалось... Абрамов оказался восприимчивее других и сказал:
- Не производство, а производители!
- Правильно! - сказал я.
- Пролетариат?
- Правильно!
- Примат пролетариата?
- Правильно!
- Диктатура?
- Правильно!
- Диктатура пролетариата?
- Правильно!
- Ха-ха-ха! - раскатился Абрамов, но уже не тем боязливым и недоуменным смехом, а смехом удовлетворения и облегчения, который бывает у счастливых и довольных людей.
- Чего же вы закатываетесь? - спросил я.
- Шалуны! Ей-богу, шалуны!
- То есть как это шалуны?
- Какого перцу загнал! И не общественность, и не равенство, и не плановость, и не классовость... А оказывается, все на месте. Все как миленькие на месте! Шалунишка! Чего же огород-то было городить?
- Нет, не скажите, Поликарп Алексеевич! Тут должна быть четкость мысли. Иначе не будет противоположности с буржуазным миром.
После этого слово попросил Харитонов, тот самый, который превозносил организм перед механизмом, говоривший до этого времени только вполголоса и при том короткими замечаниями.
- Я осмелюсь задать один вопрос, - сказал он. - Николай Владимирович полагает, что социализм есть максимальный расцвет личности и личностей. Тут же оба вы пришли к заключению, что спецификой социализма в нашем понимании является диктатура пролетариата. Я думаю, что тут некоторое противоречие. Как по-вашему?
Заговорил Абрамов:
- У нас полная свобода! И полный расцвет!
- Для помещиков и дворян?
- Нет, зачем же для помещиков и дворян...
- Но также и не для фабрикантов и не для духовенства?
-Конечно!
-Стало быть, свобода и расцвет только для пролетариата?
-А крестьянство забыли? Сто миллионов!
-Позвольте, в крестьянстве тоже есть кулаки, середняки...
- Ну, скиньте несколько миллионов!
- Все равно! Ведь поскольку выдвинут примат пролетариата, а не крестьянства, постольку крестьянство может войти в эту систему только в пролетаризированном виде.
- Конечно! Колхозы и совхозы!
- Итак,-настаивал Харитонов, - свобода и расцвет признается вами только для пролетариата и для пролетаризированного элемента?
- Разумеется, как и на Западе только для буржуазии.
- Значит, в этом отношении вы подражаете буржуазии.
- Но вы забываете, товарищи, - защищался Абрамов, - что мы также проповедуем уничтожение классов. Диктатура пролетариата существует только для того, чтобы уничтожить все прочие классы и упраздниться самому пролетариату. Это не забывайте!
- Разрешите не согласиться, - настаивал Харитонов. - Что значит "упраздниться самому пролетариату"? Ведь не так же надо понимать это учение, что пролетариат просто убьет себя, как самоубийца кончает пулей или петлей. Тогда бессмысленна и вся революция. Зачем добиваться власти, если после получения этой власти властвующий просто возьмет, да и перережет себе горло, преподнеся тем самым власть неизвестно кому? Нет... Я думаю иначе. Прочие-то классы пролетариат, действительно, хочет уничтожить всерьез и начисто, а себя самого он должен упразднить так, чтобы от этого дело его только выиграло. Для этого надо уничтожиться так, чтобы, правда, потерять всякое оформление и структуру как именно отдельного класса, но чтобы в то же время разлиться по всему миру, по всей истории, войти во все поры человека, в его мозг, в его сердце, в его душу, как воздух присутствует сразу везде и без него нет никакой жизни, а сам он бесформен и невидим. Я думаю, только о таком самоупразднении пролетариат и может мыслить, ни о каком другом. Но тогда и в бесклассовом обществе свобода останется, в конце концов, только для пролетариата.
- Да ничего подобного! - горячился Абрамов. - Раз вы сами говорите, что пролетариат превратится в общий воздух, которым будет жить человечество, - что же тогда и останется кроме этого воздуха?
- То есть вы хотите сказать, что все человечество превратится в пролетариат и тем самым он как класс уничтожится?
- Конечно! Для кого же вы будете еще требовать свободы, если никого больше и не будет кроме пролетариата?
- Но это будет свобода - с точки зрения данной же эпохи истории.
- Но ведь о данной эпохе и идет речь!
- Почему же? Мы можем обсуждать эту эпоху с точки зрения другой эпохи, - наконец, с точки зрения свободы вообще.
- С точки зрения абсолюта?
- Да... Хотя бы с точки зрения абсолюта.
- Но, к сожалению, никакого абсолюта нет.
- А относительное есть?
- Относительное есть.
- И только оно и существует?
- Да.
- И больше нет ничего?
- Нет.
- И, значит, оно зависит только от себя?
- Конечно.
- И оно всегда и везде?
- Я уже вам сказал, что кроме относительного вообще ничего не существует.
- Но что же у вас получается? Вы признаете существование "относительного", которое есть всегда и везде, которое одно и существует и притом ни от чего не зависит, а зависит только от себя. Тогда это и есть абсолютное?
- Это не абсолютное, но относительное.
- Тем не менее это относительное вы сами изображаете как абсолютное?
- Совершенно верно. Вы абсолютным называется абсолютное, я абсолютным называю относительное.
- Но тогда как будто прав я, а не вы?
- Все равно! В бесклассовом обществе будет полная свобода для всех, потому что для кого она могла бы не быть, тех не будет, а кто захотел бы дать иную свободу для всех, у того не будет никакого для этого критерия, ибо без воздуха, наполняющего его атмосферу, он все равно не сможет жить.
- Значит, - не пойман, не вор.
- Да! Поймать-то мог бы только абсолют.
- Значит, и не вор?
- Значит, и нет категории воровства.
Тут взмолился я жалобным голосом:
- Товарищи! Невозможно! Будем мы когда-нибудь говорить о технике или нет? Кажется, вопрос стоит ясно: для технического прогресса выдвинут абсолютный критерий - диктатура пролетариата. Спрашивается: что такое техника в эпоху диктатуры пролетариата?
Этот вопрос поставлен так ясно, что, кажется, даже несочувствующие диктатуре пролетариата могут тут высказывать правильные вещи. Угодно обсуждать этот вопрос или мы опять ударимся в философию?
- Надо кончать, надо кончать! - заговорили многие. - Время идет.
- Тогда, - сказал Абрамов, - я перейду к оценке высказанных у нас взглядов с точки зрения выставленного критерия.
- Слушаем! Просим! - говорили присутствующие.
- Критерий диктатуры пролетариата важен тем, что это не есть принцип отвлеченный, философский, но диктатура пролетариата есть живая действительность. Если бы она была отвлеченным принципом и осуществлялась в качестве такового, то, - добавил Абрамов с улыбкой, - все присутствующие давно были бы уничтожены...