— Полетите на дирижабле, — сказал дед. — А по поводу кондитерской… не волнуйся, мы проконтролируем. Там же есть кому печь…
— Пирожные делать, — сказала мама. — Как раз девчонка иногородняя устроилась на лето, говорит в академию будет поступать. Она приезжая но из бояр, так что пирожные должны быть особенными…
К тому времени я уже немного был в курсе маминых проблем. В её бизнесе вечно не хватало определённых работников, в частности для качественной кондитерки нужны именно одарённые. А найти их было той ещё проблемой. Считалось, что бы не делал человек он вкладывает свою энергию в тот ил иной продукт, придавая ему определённые свойства, особенно это заметно когда речь о продуктах питания. Одарённые же обладали особенной сильной энергией, и люди с деньгами, тем более одарённые предпочитали именно такую кондитерку. Мама была хорошим кондитером, но одна не могла покрыть все потребности кафе-кондитерской. Ни физически, ни репутационно. Одно дело, непосредственно самой работать по несколько часов в день над элитной продукцией три четыре дня в неделю. Другое дело там «поселиться»…
Мама помолчала, а потом сказала:
— Не знаю папа. Не хочу уезжать. А если вас ранят сильно?
— Найдём кого ни будь, — нашёлся дед.
— Зачем же искать, — сказал бабушка. — Миша умеет, Анечка говорила…
— Ему тогда десять лет было, — сказал мама. — Он и в астрал входил, тёр следы, я его учила. Но он не хотел учиться, ему было не интересно...
Всё больше и больше подробностей узнавал я о бывшем владельце тела, о своём параллельном «брате близнеце». Как много ему было дано, но как мало он это ценил…
— А теперь мне интересно, — сказал я. — Научите.
Очень не хотелось потерять их в этом мире. И я искренне желал что бы они уехали в безопасное место, хотя не хотел с ним расставаться.
— У вас десять дней, -сказал дед. — Научится или нет, но что бы через десять дней чемоданы были собраны.
Я оказывается обладал навыками целителя в маму, но только не в бою. А ещё был провидцем. За две недели мама должна была меня научить
— Восьмого июня у Ильи Фёдоровича круглая дата, — сказал дед. — Он звал всю нашу семью.
— Давненько он не праздновал, — сказала бабушка. — Всё в разъездах…
Наставник пришёл в ту же ночь. Вернее это я вновь оказался на шахматной доске в глубинах космоса. Он вышел из темноты, идя вдоль бесконечного стола.
— Здравствуй Михаил.
— И вам не хворать, если у вас есть чем…
— У меня для тебя задание. Тебе надо будет уничтожить клан Краснго Волка.
— Я вовсе не держу на них зла, я уже забыл…
В последние дни я стал отказываться от идеи как-то поквитаться с этим кланом. Я решил раз нет особой вражды, раз никто мня не поддерживает, то что я один могу сделать.
— Нет Михаил, дело не в этом, -сказал Наставник. — Он часть кое чего большего и его надо убрать сейчас. Ты должен это сделать до конца лета, до первого учебного дня.
— Ты издеваешься, — запротестовал я. — Если уж уничтожать кого, так это клан Северных Волков.
— С ними разберётся твой дед при поддержке главы рода Ильи Фёдорович и самого рода. Твоё дело убрать Красноволковых! Убрать не только Завеня, но и Алюта — его племянника, он очень силён и умён.
— Я ещё слишком слабый! — возмутился я. — Ты посылаешь меня на убой!
— Тренируйся Михаил. И пусть твой разум найдёт выход, — сказал он сделав на слове «разум» особый упор. — Большего я сейчас сказать не могу, ты должен сам… таковы правила.
— Я не знаю… получиться ли.
— Получиться, — сказал Наставник и стал удалятся. Глухие удары его туфель о стекло становились всё тише и тише. Вспомнился Тарковский, отца режиссера. И видео со стихом, случайно увиденное вконтакте.
«Меркнет зрение — сила моя,
Два незримых алмазных копья;
Глохнет слух, полный давнего грома
И дыхания отчего дома;
…»
Я проснулся и даже не верилось, что надо кого-то уничтожать. Пока были другие насущные дела, эту непосильную ношу я попытался выкинуть из головы. Выходило плохо конечно…
Прошёл день, наступила суббота тридцатого мая.
Целительские способности у нашего рода проявлялись своеобразно. Мы не могли ими пользоваться во время боя. Лишь после, полностью успокоив в себе агрессию, это умение начинало работать. Так мне объяснил дед, который с сожаление добавил что не может лечить сам себя, за исключение мелких ран.
— А я могу? — спросил я.
— Не знаю, мать может, — ответил дед.
Я пошёл к маме, обучаться. Она как раз отдыхала в саду после посадки редиски. Я с удивлением обнаружил что они сажают немного огорода, только копают им наёмные работники, в этом году уже на мотоблоке. Мама сидела с книжкой по астрологии на скамейке, прямо напротив солнца под яблоней.
— Мама, — сказал я. — Я пришёл учиться быть целителем.
Мама отложила книжку.
— Тебя учить и не надо. Ты в детстве ещё научился. Надо повторить.
Мама достала садовый нож из ведра с семенами и тяпкой и резанула себя по руке. Потекла кровь. Я открыл рот. А мама сосредоточив взгляд сперва заставила кровь не течь, а потом и вовсе рана немного подзатянулась.
— Фух, — сказала мама. — Устала, ещё не восстановилась как ребят полицейских лечила. Давай ты теперь.
Она новь хотела резануть себя. Но не дал, подставив свою руку.
— Давай меня.
— Себя лечить сложнее, не все могут. У дедушки не получается…
— Режь, -сказал я.
И мама сделал очень тонкий, маленький порез. Такой что кровь показалась лишь через секунд десять.
— Так, теперь представь как кровь течёт обратно в рану, — сказала она.
— Сейчас.
— Да, представь.
Я представил как кровь затекает обратно, как зарастают соеденительные ткани и с удивлением обнаружил, что на порезе образовалась тонкая плёнка.
— Вот видишь, -сказала мама. — Ты можешь! Ты должен быть ещё сильней меня.
— А насколько ты сильная, что ты умеешь?
— Однажды я прирастила отрубленную голову назад, это самое сложное. А ещё раз нарастила новую кисть, но там вообще сложно, потому что это неодарённые. Мне заплатили хорошие деньги дворяне, там дочь как-то лишилась руки, не помню уже…
— А дырку от пули тоже можешь зарастить?
— И пулю могу вытолкнуть, — сказал мама с ноткой хвастовства. Любила она это дело, прихвастнуть, прямо как мама из моего мира. Хотя лично я считал, что притворная скромность на порядок хуже лёгкого хвастовства.
— Я слышал волколюды могут выдавливать пули прямо во время боя, — сказал я.
— Не все, — заметила мама. — Зато у нас другие таланты… Давай дальше.
А что дальше? Я боялся даже спросить. А мама выжидательно на меня глянула, наверно пытаясь понять, что я могу. И решила больше ни себя, ни меня не калечить.
— Знаешь что Миша, сегодня хоть и выходной у меня, но я тебя свезу в больницу.
— К обычным людям?
— Да, — сказала мама. — Там у меня знакомая Дарья Снегирь, она занимается благотворительностью. Лечит неодарённых, в основном небогатых людей.
Мы вышли из дома, и мама крикнула своим сильным певучим голосом:
— Кузьмич! Подавай карету!
— Аль к спеху? — откликнулся Кузьмич.
— Едем в больницу лечить простых людей.
— Это правильно, — заключил Кузьмич и пошёл запрягать лошадь.
— А может на мотоцикле съездим? — спросил я.
— Не хочу, — сказал мама. — Я Кузьмичу дочь вылечила, когда она свинцом отравилась… Кузьмич мне благодарен за это.
Скоро мы сели и поехали под пение птиц в Петроград.
Больница имела название «Имперская общая больница №9». Мама сказал что сперва её назвали «Императорской» а не «имперской» и вроде кому какая разница не так уж отличается. Но бояре возмутились, так как деньги собирали они на постройку здания, на подъёмные для врачей. Тогда дали название более нейтральное, потому что лекарствами, электричеством и зарплаты врачам обеспечивали из казны государства по большей части.