Старуха кассирша честь по чести продала нам билет в первый разряд. Мы вошли в чистенькую раздевалку и обнаружили, что будем мыться вдвоем. И вот когда мы уже намылились и стали с наслаждением растирать зудящие спины мочалками, заревели сирены воздушной тревоги. Мы с Уткиным переглянулись и принялись еще яростнее действовать своими скребницами. Вдруг дверь, ведущая в раздевалку, отворилась, и на банном пороге появился роскошный рыжеусый мужчина в военной гимнастерке без знаков различия, в галифе и в высоких сапогах, с кавалерийским карабином, висящим у него на ремне через плечо. Он был похож на мультипликационного кота в сапогах. Я успел заметить, что у него одна нога короче другой и он сильно хромает.
— Вы что, товарищи военные, не слышите, что ли, сигнала?! — грозным басом заботливого старшины закричал на нас «кот в сапогах» с порога. — Ждете отдельного приказания? Одевайтесь и ступайте во двор — там у нас щель вырыта!
— Послушайте, голубчик, — сказал Уткин с несколько надменной небрежностью, — почему вы, собственно, на нас орете? И кто вы, собственно, такой?
— Я директор бани! — прорычал «кот в сапогах».
— Пойдемте, Иосиф, — миролюбиво сказал я. — А то он еще откроет по нас огонь из своего карабина. Я готов пасть на поле брани, но пасть на поле бани… да еще от руки ее директора… не за этим я сюда приехал!
Мы кое-как вытерлись, натянули белье на влажное тело, надели штаны и гимнастерки и без сапог, босиком, вышли во двор, где в неглубокой щели нас уже ожидал строгий директор.
Замолкли хлопки зениток, прозвучал сигнал отбоя.
— Мы имеем право домыться за те же деньги, — учтиво спросил Уткин директора, подмигнув мне, — или надо брать новые билеты?
— Можете идти домываться! — милостиво разрешил усач.
И вот опять мы сидим голые на мраморной доске и раздираем себя мочалками. И опять рев сирены воздушной тревоги! И опять директор бани — о эта неистовая исполнительность старого служаки! — вырастает на банном пороге, неумолимый, как статуя Командора, приглашенная на ужин бедным Дон-Жуаном!
— Отдельного приглашения ждете, товарищи командиры?..
Опять мы натягиваем бязевые кальсоны и рубахи на влажное тело, спешим во двор и прячемся в щель. Опять хлопают зенитки. Где-то грохочет взрыв. И вот опять — отбой.
Когда в третий раз заревели сирены и на пороге снова появился наш мучитель, мы с Уткиным взбунтовались.
— Вы, Ленечка, как хотите, — сказал Уткин, — а я никуда больше не пойду. Мне это надоело.
— Я тоже не пойду! — сказал я.
Директор надулся, усы у него встали дыбом, из светло-голубых глаз, как мне показалось, посыпались искры административного восторга. Он уже открыл рот, чтобы закричать на нас, по вдруг Уткин просто и даже задушевно спросил:
— А вы сами-то когда в последний раз мылись в бане, товарищ директор бани?
Административные искры в глазах усача тотчас погасли, усы опустились. В одно мгновение он весь как-то обмяк и подобрел.
— Да я уж и забыл даже, когда купался! — буркнул директор.
— Раздевайтесь и приходите! — скомандовал Уткин. — Будем вместе мыться, втроем веселее!..
Директор повернулся и исчез вместе со своим карабином. Через пять минут он снова возник на пороге, розовый, голый, благостный, как Христос при крещении.
Деликатно прикрываясь веником, он проковылял к отдельной скамейке, налил кипяточку в шайку, и когда — еще через пять минут — снова завыли сирены воздушной тревоги, наш партнер уже фыркал, гоготал и повизгивал от наслаждения, хлеща себя веником по спине и тощим ляжкам. Ему было на все наплевать. Только прямое попадание бомбы могло бы прервать его невинное занятие!
Мы хорошо помылись, дружески простились с директором бани и пошли в гостиницу. Гостиница была почти пуста. Нам дали каждому по номеру, и мы отлично выспались на настоящих пружинных матрацах, лежащих на настоящих кроватях.
Когда мы вернулись домой, в лес, Воловец под строжайшим секретом сообщил нам, что под Почепом затевается «нечто весьма серьезное», сейчас писать о боях на этом участке фронта преждевременно. Поэтому он нас и отозвал. Нам пришлось смириться.
О своей поездке в Брянск и о «тихих банных радостях» мы, сильно приукрашивая, рассказали редакционным товарищам, не скупясь на живописные подробности. Нам откровенно завидовали, а секретарь редакции А. Я. Митлин, в прошлом редактор газеты «Кино», симпатичный и кроткий хлопотун-работяга из породы тех газетных коренников, которые, где бы они ни работали, главную тяжесть редакционного воза берут на себя, объявил, что он завтра же поедет в Брянск по неотложному делу и заодно уж, конечно, посетит брянскую баньку и передаст от меня и Уткина привет усачу директору.