Вернулись мы на завод. Ходим по развалинам, где раньше цехи наши стояли, и плачем не то с радости, что вернулись, не то с горя.
А начальник говорит:
— Слезами горю не поможешь. Пускай каждый займет свое место. Надо работать, помогать фронту. Ты. Тимофеевна, забирай свою Энзе с поросятами, поезжай в подсобное хозяйство, действуй…
Вот я и действую: птица у меня уже имеется кое-какая. Коровки завелись, да вот Энзе моя боевая. Ничего, все наладится. Это же Кубань! У нас воздух веселый, легкий!..
МЫ ИЗ ВОСЬМОГО ПОДЪЕЗДА
Большой, очень чистый московский двор. Никакой зелени — только в глубине двора одиноко высится старая-престарая береза.
Под березой — скамейка, такая же старая. А на скамейке всегда дети. Это их излюбленное место.
Сейчас на скамейке сидят Галя Кусихина и Леля Кальченко, девочки из восьмого подъезда. Они очень похожи друг на друга — белесые, длинноногие, голенастые, в коротких старых пальтишках и фетровых беретиках: Галя в зеленом, а Леля в малиновом. Еще отличаются они чулками: у Гали чулки желтые, а заштопаны на коленках черными, нитками, а у Лели — черные, но заштопаны желтыми.
Тут же, у скамейки, возится Валька, четырехлетний брат Гали Кусихиной, пухлое, розовое, безбровое существо в лыжных штанах «с чужого плеча».
Девочки говорят о своем.
— Ты масло растительное уже получила? — спрашивает Галя, щурясь от ласкового сентябрьского солнца.
— Получила. Вчера ходила. А ты?
— Я тоже получила. Нажарили картошки — вот сколько!.. А Валька съел половину. Он у нас ужасно много ест. Мама говорит, что он как удав. Ты видела живого удава?
— Нет. А ты?
— Я видела. В зоологическом. Кошмар и ужас, до чего противный. Он лежал в клетке и переваривал кроликов. Ты знаешь, он их живьем глотает — с ухами, с ногами, с кишками, со всем. Наглотается и сейчас же ложится спать.
— Его, наверное, другие зоологические звери презирают за то, что он такой обжора.
— Валька! — вдруг кричит Галя Кусихина. — Не смей жевать листья!.. Выплюнь сейчас же!.. Вот уж действительно удав!..
Валька послушно выплевывает невкусный березовый лист и с независимым видом начинает прыгать на одной ноге, как будто ничего и не произошло.
Девочки продолжают разговор.
— Ваш папа вам пишет?
— Пишет. А ваш — вам?
— Наш нам тоже пишет. Наш, главное, под салюты угадывает. Даже странно: как от папы письмо — так вечером салют!
— Валька! — снова грозно кричит Галя. — Ты опять жуешь листья?.. Я кому говорила?!
— Я же жеваю одну слюну! — басом оправдывается Валька и начинает прыгать на другой ноге.
Разговор на скамейке возобновляется.
— Твоя мама устает? — спрашивает Леля Кальченко.
— Устает! Она говорит, что, если бы не я, она бы давно легла на диван и ноги протянула. Она меня знаешь как зовет? «Мой заместитель»! Нас с ней, главное, Валька очень мучает. Мама говорит, что он ужасно трудоемкий ребенок.
— Вообще без мужика в доме трудно, правда? Хорошо еще, что мы с тобой такие ловкие уродились. Мама говорит, что у меня буквально все горит в руках. Я как возьмусь посуду мыть, раз-раз — и готово! Как в цирке!.. Тебе жалко таких матерей, у которых мужик на фронте, а детей нет?
— Мне таких жалко, у которых все ребенки трудоемкие, как наш Валька! Вот это действительно кошмар и ужас!
— По-моему, таким матерям надо помогать. Знаешь, Галька, давай прямо сейчас найдем, где живет семья фронтовика, и будем ей помогать…
— А как же мы их найдем?
— Прямо позвоним в дверь и спросим: «Вы семья фронтовика?»
— А Вальку как же?
— Вальку возьмем с собой. Хочешь помогать семье фронтовика, Валечка?
— Хочу, — говорит Валька и вдруг плаксиво кривит рот: — Я еще чего-то хочу!
Ахнув, девочки отводят Вальку к забору за березу, Потом приводят в порядок его сложный туалет, берут с двух сторон за руки, и вся троица направляется к пятнадцатому подъезду.
Пятнадцатый подъезд выбран интуитивно: почему-то девочкам кажется, что именно там живут те матери, которых надо жалеть и которым надо помогать.
Дети поднимаются на пятый этаж, и Галя Кусихина говорит:
— Давай вот сюда позвоним, сто сорок пятая квартира.
Дверь открывает пожилая женщина в переднике, со строгим лицом. В руках она держит тарелку с дымящейся кашей.
— Что нужно? — сурово говорит женщина.
Растерявшись от этой суровости, Галя выпускает из рук Вальку. Валька тяжело плюхается на пол. Вскрикнув, женщина роняет тарелку с кашей — тарелка разбивается, и начинается нечто невообразимое.