— Дура ты! — сказал осведомленный Дик. — Откуда же им еще сыпаться, как не с неба? Не из бабушкиного же чулка! Между прочим, они все рвут в мелкие клочки!
— И детей… тоже в клочки?
— И детей в клочки! Давай немножко поиграем, Дороти!
— Давай, Дик! Во что?
— В войну, конечно!
— Я не хочу в войну!
— А я в другое не умею. Слушай, давай так: я буду «летающей крепостью», а ты этим… корейским городом. Встань сюда, а я влезу на дерево и сброшу на тебя свою бомбу. Посмотри, какая она красивая! Это мне дядя Роберт подарил!
— Я не хочу, не хочу!
— Ну, на одну минуточку, Дороти. Я только разорву тебя на мелкие клочки, а потом мы еще что-нибудь придумаем. Постой!.. Куда ты, Дороти, обожди!
«Летающая крепость» погналась за «корейским городом», но, споткнувшись о корень, проехалась носом по песку дорожки и потерпела серьезную аварию.
Девочка скрылась в доме.
Но и здесь было не сладко, потому что говорило радио. Сердитый мужской голос, хриплый и очень страшный, взывал:
— Мы превратим небо и землю в пылающий ад! Мы забросаем их атомными и водородными бомбами! Мы будем убивать взрослых за работой, стариков за молитвой и детей в колыбели!
Хриплый голос вселял ужас и тревогу в истомившееся сердце девочки. Она вскрикнула: «Мама!» — и бросилась в комнату к матери. А мама была не одна, с ней сидела незнакомая худая тетя и что-то рассказывала. Мама строго поглядела на девочку, велела одернуть платьице и поздороваться с тетей Роджиной, которая только что приехала из Нью-Йорка.
Девочка поздоровалась и тихо села. Сердце ее продолжало часто биться, в ушах звенело, и девочке казалось, что тот хриплый и страшный голос проник внутрь головы и жужжит там, как большая навозная муха.
Худая тетя из Нью-Йорка говорила:
— Настроение у нас у всех подавленное, тревожное. Помните Робинзонов? У них сын поехал в Корею, и его там убили. Ужасно! А теперь это чрезвычайное положение! Вы слыхали, что было у нас в нью-йоркском метро? Произошло короткое замыкание, поезда остановились, и вдруг кто-то крикнул: «Началось!» Люди бросились в окна, давили друг друга. Думали, что воздушная тревога. Ужасно! А газеты? Они же пишут такое, что волосы становятся дыбом. Вы читали, как один фабрикант из Чикаго — почтенный человек — предложил президенту, что он, видите ли, полетит на самолете и сбросит бомбу на Москву! Но ведь русские — за мир, они об этом везде говорят и пишут! Зачем же летать и бросать на них?! Они же дадут сдачи! Ужасно! Начитаешься всего этого, наслушаешься, а потом ходишь по улицам и все посматриваешь на небо. Вдруг оттуда… посыплется!
И тогда девочка, сидевшая тихо, вдруг громко захлопала в ладоши и сказала свое:
— Мама, а давай уедем туда, где нет неба!
ЗЕЛЕНЫЕ БУМАЖКИ НА СНЕГУ
Мотор рычал, захлебываясь от злости и напряжения. Приминая снег гусеницами, оставляя за собой широкий коридор с белыми высокими стенами, танк взбирался на перевал.
Ну, еще одно усилие! Давай, милый! Ну, еще! Осталось немного, давай, давай!
Наконец танк достиг нужной точки и остановился. Мотор продолжал работать на полуоборотах.
Открылся люк, и из утробы танка выбрались двое в черных комбинезонах и танкистских шлемах, на ногах — валенки.
Они огляделись, и тот, кто был повыше ростом и пошире в плечах, сказал другому — низкорослому и крупноскулому:
— Вот они кукуют!
Он показал рукой на занесенные снегом по самую крышу легковые машины на шоссе по ту сторону перевала. Крыши у машин были разные — черные, синие, алые. Бриллиантовое сверкание снега, бирюзовое чистое небо и эти яркие цветные прямоугольники на белом фоне — иногда и несчастье бывает красивым зрелищем!
— Интересно, люди есть в машинах или уже ушли в селение? — сказал низкорослый.
— Далековато до деревни. Сейчас узнаем. Пока надо покурить.
Они стояли и курили, обдумывая план спасательной операции, которую им предстояло совершить. А по снегу, проваливаясь в него по пояс и что-то крича, к ним уже шел человек. Он добрался до танка и остановился, тяжело дыша. Темные светозащитные очки, дорогая шляпа, добротное демисезонное пальто. Он стоял и молча разглядывал тех, кого послало ему на помощь небо. Наконец он сказал по-английски:
— Вы русские?
— Иес, рашен! Русские! — ответил ему низкорослый, крупноскулый танкист.
— Я есть Америка. Я есть турист! — обрадовался пришелец. Он произнес эти слова, как ему казалось, по-русски.