— Конечно, Андрей Каспарович! — горячо отозвался Игорь. — Я сколько хотите могу пешком пройти. Мне это нипочем!
— А как ты, Дима, думаешь?
Дима пожал плечами:
— Если другого выхода нет, пусть идет. Только именно домой!
Из прихожей донесся резкий звонок.
— Александр Николаевич! Легок на помине! — сказал Андрей Каспарович, быстро поднимаясь из-за стола. Гриша и кадет тоже вскочили, оправили пояса, пригладили волосы. Все поспешили в прихожую. Проворная Глаша уже успела отворить дверь.
В прихожей, держа в руке марковскую фуражку с белой тульей и черным околышем, стоял невысокий офицер в дубленом черном романовском полушубке, крепко перехваченном ремнями амуниции. Он был без шашки, с одним револьвером в кобуре у пояса. На груди висел на ремне полевой бинокль в новеньком кожаном футляре. Бледное лицо офицера с тонкими чертами, с изящными, коротко подстриженными темными усами выражало светскую учтивость. В глубоких глазных впадинах прятались тени давней усталости. Это и был полковник Блейш, командир марковской дивизии, одной из четырех «цветных» дивизий (корниловская, марковская, дроздовская и алексеевская), входивших в состав Первого армейского добровольческого корпуса, брошенного генералом Деникиным на большевистскую Москву в качестве главной ударной группировки.
Первый корпус под командованием генерала Кутепова последовательно захватил Харьков, Курск, Орел, подходил к Туле, а теперь, разгромленный, обескровленный и смятый, катился назад, на юг, под ударами Первой Конной армии красных.
Под Иловайской почти целиком погибла марковская дивизия, прикрывавшая отход главных сил белых. Эскадроны буденновцев настигли ее и с ходу врубились в отступавшие колонны.
Сам Блейш спасся чудом.
— Александр Николаевич, только что вас вспоминали! — суетился Андрей Каспарович возле полковника. — Снимайте скорей ваш полушубок!.. Глаша, подите на кухню, велите кофею сварить!.. Александр Николаевич, я вас кофейком угощу, таким, как вы любите! С коньячком!.. Глаша, не уходите же, помогите сначала раздеться господину полковнику.
— Не беспокойтесь, — остановил суетящегося хозяина Блейш. — Я заехал на пять минут, меня ординарец с конем ждет. Я спешу в штаб корпуса. Юрий! И вы, Гриша! — обратился он к сразу застывшим по стойке «смирно» «бедным вольноперам». — Завтра в семь утра — выступление. Сборный пункт вы знаете где. Колонну поведет командир обоза подполковник Курсовский. Я остаюсь пока с генералом Кутеповым.
— Неужели уже… завтра? — жалобно сказал Андрей Каспарович. Он поглядел на Гришу, глаза его покрылись влагой и стали похожи на облизанные сливы.
— Завтра! — сурово отчеканил Блейш.
— Александр Николаевич!.. Ну хоть десять минут нам подарите, — взмолился Чистов. — Мы же тут как… мыши в чулане. Какая обстановка на фронте? Какие новости? Ничего не знаем! Как хотите — я вас не отпущу. Хоть бокал вина выпейте!.. Десять минуточек, Александр Николаевич.
Блейш взглянул на наручные часы.
— Десять минут могу, — сказал он сухо и стал расстегивать крючки полушубка.
Прошли в столовую. Глаша принесла еще вина. Блейш выпил один за другим два бокала. Андрей Каспарович пододвинул к нему шкатулку с асмоловскими папиросами, приготовленными по особому заказу из лучших турецких табаков. Полковник взял длинную тонкую папиросу, нервно размял пальцами и, закурив, затянулся с явным наслаждением, но сейчас же бросил недокуренную папиросу в пепельницу.
— Боюсь, что Ростова нам сейчас не удержать, — наконец сказал он глухим, тихим голосом. — Корниловцы истекают кровью. Дроздовцы и алексеевцы тоже растрепаны и помяты. Боевой дух войск подорван. — Он взял новую папироску, закурил. — Казачьи кубанские и терские части ненадежны… Впрочем, донцы, возможно, будут драться. Те, у кого свои счеты с большевиками. Они всегда дерутся, когда они у себя дома… Формируется особый конный сводный корпус. Командовать поручено генералу Павлову. Отличный, талантливый кавалерист! Бог даст, он разделает под орех этого непобедимого вахмистра Буденного. Тогда будет легче! А мы отойдем за Дон, закрепимся, отдохнем. И начнем все сначала! — Оглядев сидящих за столом, Блейш сказал: — Entre nous, господа!.. Антон Иванович[2], видимо, уйдет. Офицерство надеется, что во второй московский поход армию поведет генерал-лейтенант барон Врангель. Армия ему верит.
— Это все очень приятно слышать, — вкрадчиво отозвался Андрей Каспарович. — Но не скрою от вас, дорогой Александр Николаевич, что общество крайне разочаровано. Такие были успехи! Сколько людей погибло! Сколько денег пропало! И вдруг… у разбитого корыта! Полный крах… И даже векселя некому предъявить!