Вдруг штабной майор говорит:
— Поглядите — вот же там живой огонек мигает… И собачка лает… Слышите?
Действительно, вроде слышен лай. Какая-то храбрая собачка как бы переругивается с волчьей стаей.
— Наверное, это и есть Дряньково. Если там живет собака, значит, и люди живут. Я пойду за помощью, — говорит майор. — Водка есть у кого-нибудь во фляжке?
У меня оказалась пайковая, на самом дне. Майор выпил, утер рот рукавом шинели, достал из кобуры пистолет, сказал просто: «Ну, пока!» — и пошел по целине, проваливаясь в снег по колено.
Помощь прибыла через два часа на двух санях. Запряжены в них были ледащие, но довольно шустрые лошаденки. Из первых саней вывалился здоровенный мужик на протезе, в армейском полушубке и представился как бывший старшина-сапер, а ныне инвалид — председатель дряньковского колхоза Пустовалов Егор Матвеевич. Полковник сказал ему:
— Что это за название для деревни: Дряньково! Непорядок, Егор Матвеевич!
— Переименуем, товарищ полковник. Дайте срок! Вот отстроимся, возродимся, можно сказать, из пепла и переименуем. Было Дряньково, станет Хорошово, а то и Распрекрасное!.. А по вашему вопросу предложение такое у меня: все для вас будет сделано в лучшем виде, но сначала надо Новый год отметить. Я тут кое-что привез с собой. Бабы наши, извините, наварили… Не шампанское Абрау-Дюрсо, конечно, но… берет крепко! И капустки захватил квашеной. Вам согреться надо, мороз-то вон как прижимает!..
Мороз действительно прижимал крепко. Достали кружки. Выпили за победу, закусили отличной капусткой, а дряньковская самогонка оказалась ужасающим по крепости и отвратительности пойлом. Тут Егор Матвеевич обратил внимание на полковника Гроссенберга. Он, обутый в щегольские сапоги, вышагивал вдоль нашего самолета, постукивая одной ногой о другую.
— Это что за чучело с вами?
Я объяснил Егору Матвеевичу.
— Надо бы и ему первача поднести, — подумав, сказал Егор Матвеевич, — тоже, поди, и у него печенка к ребрам примерзла! Тем более пленный. Черт с ним!
Я подошел к Гроссенбергу и спросил, не хочет ли он выпить самогонки — водки, изготовленной крестьянами деревни Дряньково, которые прибыли к нам на помощь. Полковник радостно закивал: «Данке зер! Данке зер!»
Егор Матвеевич налил полную кружку своего дьявольского питья, положил на тарелку капусты. Гроссенберг осушил кружку до дна, и… глаза у него полезли на лоб. Насилу отдышался!..
На рассвете мы поднялись и полетели. До самой Москвы полковник Гроссенберг спал, положив голову на мое плечо. При этом он так храпел, стенал и скрежетал зубами во сне, что я стал бояться, как бы он не угодил вместо Москвы в свой немецкий рай. Перед Москвой я его едва растолкал. У нашего полковника нашлись в полевой сумке таблетки от головной боли. И, в общем, мой немец, как говорится, оклемался.
Теперь позвольте мне перейти к финалу этой истории. Он произошел значительно позже, в прошлом году.
В составе одной туристской группы я поехал в ФРГ. Привезли нас в один уютный городок, название, извините, забыл. Ну, город как город. Готический собор какого-то очень дальнего века, островерхие крыши домов, аптекарская чистота на улицах. Прелесть!
Вечером приглашают на прием, который устраивает фирма по производству ликеров. Про хозяина фирмы было известно только то, что он прогрессивно настроен. Являемся. Стол уже накрыт. Много бутылок и бутылочек разной формы с разными яркими этикетками.
Встречает хозяин — красивый седой господин в смокинге с крахмальной сорочкой и галстуком-бабочкой. Я пригляделся: батюшки-светы, да это же мой полковник Эдмунд фон Гроссенберг! Меня он не узнал. Начинается прием-дегустация. Налили в рюмки ликеру цвета расплавленного золота. Замечательный ликер — пахнет медом и немного лимоном.
Гроссенберг говорит:
— Вы пьете, господа, наш новый ликер. Он даже еще не имеет названия!
Я не выдержал, встал и сказал:
— Назовите этот ликер «Медуницей», господин полковник!
Тут и он меня узнал. Подошел, улыбаясь, с рюмкой ликера в руке:
— Давайте выпьем за встречу. Этот свой ликер я обязательно назову «Медуницей», он мне действительно удался. Но должен сказать, что ваша крестьянская водка — это тоже вещь! Она произвела на меня тогда большое впечатление.
Мы посмеялись и выпили.
ПОЕЗДКА В ВИДИН
Я много раз бывал в Болгарии, объездил ее вдоль и поперек и навсегда полюбил суровое величие ее гор и нежную прелесть ее плодородных долин с тысячелетней культурой земледелия. Я бродил по тесным улочкам Несебра и Созопла и любовался с прибрежной крутизны сияющей голубизной морского покоя. Я подолгу простаивал в болгарских монастырях перед старинными иконами, вглядываясь в сумрачные бородатые лики мудрых болгарских мужиков, с которых старые мастера болгарской иконописи писали святых и великомучеников. Но я видел и молодую индустриальную Болгарию, обходя цехи Кремиковицкого металлургического гиганта. Здесь трудится юность Народной Болгарии — интеллигентная, пылкая, прямодушная. Гордость и честь болгарского рабочего класса.