— Не знаю, как был расстрелян поручик Бек-Газымов. Неужели из гаубицы?
— Обождите вы! В одной деревне под Курском он запустил лапу в крестьянский сундук. Хотел что-то взять на память от благодарного населения. Александр Николаевич, которому пожаловалась владелица сундука, закатал Бека под военно-полевой. И сам был председателем. Офицеры дивизии просили помиловать Бека, как первопоходника, которого бес попутал. Но Александр Николаевич был непреклонен. И бедного Бекушку расстреляли! Единственное, на что пошел полковник, это чтобы Беку перед расстрелом не завязывали глаза. И чтобы во время исполнения приговора оркестр первого марковского полка играл похоронный марш. Здорово, а?
Дима не ответил.
— Вам что, не нравится эта история? — надменно спросил его Юрий Балкович.
— Почему? Кое-что нравится. В частности, похоронный марш, — сказал Дима и положил руку на плечо Игоря: — Идем-ка, брат, домой, а то еще патруль наскочит.
— Мудро! — хохотнул Гриша Чистов и, пронзительно мяукнув, первым скрылся за дверью в парадном.
Игорю постелили в гостиной на диване. Он долго ворочался, не мог уснуть. Все перемешалось в его мозгу: Елена Ивановна с заплаканными глазами; неверная Ася Пархаева; корниловский унтер-офицер, назвавший его при всех сопляком; страшный повешенный на вокзальной площади; полковник Блейш; бравый комендант Ростова Греков и блудливо мяукающие коты Гришки Чистова.
Из комнаты Гриши доносились смех и голоса: «бедным вольноперам», видимо, тоже не спалось. Наконец доброму медведюшке-сну надоела вся эта кутерьма, и он пошел в обход по комнатам большой чистовской квартиры наводить порядок. Заглянул и в гостиную. Бесшумно подошел к дивану, на котором лежал Игорь, опустил на его голову теплую мохнатую лапу: «Спать!»
Когда Игорь проснулся и открыл глаза, в окнах уже брезжил рассвет. В столовой звенели посудой.
…Позавтракали наскоро. Андрей Каспарович, осунувшийся, желтый, безучастно слушал болтовню Гриши, старавшегося изо всех сил поднять настроение за столом. «Кутилка-мученик» был все такой же шикарный — хоть сейчас на парад! Он только шевровые сапоги сменил на простые, походные.
Юрий Балкович мрачно позвякивал ложечкой в стакане с остывшим кофе. Лишь Дима отвечал остротами на Гришины остроты, поддерживая разговор.
Когда поднялись из-за стола, Гриша Чистов скептически оглядел Игоря с головы до ног и спросил, картавя:
— Игорек! Вы в таком виде собираетесь идти с нами в поход?
— А что?
— Вы же с марковцами идете, черт побери, а не на прогулку с классным наставником! Сейчас мы вас обмундируем. Тащите сюда вашу фуражку и шинель.
— Не надо! — запротестовал Дима. — Дойдет и так. Ему же только до Каяла с вами…
— Димочка, не спорьте! Еще привяжется какой-нибудь дракон-службист. Он ему такой Каял покажет! Поди доказывай!
— Гриша прав, — вмешался Андрей Каспарович. — Время опасное, лучше быть в военном… Гришенька, потом зайди ко мне.
Тяжело ступая, он ушел к себе. Игорь принес из прихожей свою фуражку и шинель.
Гриша отцепил гимназический герб с фуражки, потом перочинным ножиком осторожно срезал синие форменные петлицы с воротника шинели.
— Юра, у вас, кажется, была кокарда? — спросил он кадета.
Балкович достал из кармана галифе новенькую солдатскую кокарду, подал Грише. Тот ловко прикрепил ее к фуражке и надел картуз на голову Игоря.
— Хорош! Доброволец хоть куда!.. Так и быть, я пожертвую вам свои старые погоны. Они, правда, солдатские, но, как говорил Наполеон, каждый солдат носит в своем походном ранце жезл маршала. Не унывайте, Игорек! У вас все впереди! Глаша! — приказал он вошедшей горничной. — Идемте со мной, пришьете погоны Игорю Сергеевичу.
Он вышел из столовой вместе с горничной, и сейчас же из коридора донесся взвизг и умоляющий Глашин голос:
— Опять вы за свое, Григорий Андреевич!.. Не пойду, если будете приставать! Честное слово, не пойду!..
И вот Игорь «обмундирован». На голове — гимназическая старая фуражка с новенькой солдатской кокардой. Шинель с черными марковскими погонами до невозможности перетянута в талии офицерским отцовским ремнем, который пожертвовал Игорю Дима. Сбоку на ремне висит тоже отцовская тупая — докторская! — шашка. На сапоги нацеплены большие неудобные шпоры. В руке — плетка.
На шашке и шпорах настоял Гриша Чистов, плетку дал Игорю Юрий Балкович. «Бедные вольноперы» уверяли его, что теперь он абсолютно похож на лихого конного разведчика. Наряжая, его, они переглядывались и кусали губы, чтобы не расхохотаться, но Игорь всего этого не замечал. К тому же он очень понравился себе в погонах. Ох эти погоны — черно-красные корниловские, малиновые дроздовские, черные марковские, голубые алексеевские! Какой дьявол вас придумал? Сколько горячих, безрассудных мальчишеских голов вы погубили!