Гриша Чистов шел, мурлыкая под нос песенку про маленькую Люлю, которая «была бы в музыке каприччио, в скульптуре — статуэтка ренессанс». Кадет молчал. Думал о своем.
— Вы любите стихи? — спросил его Игорь, желая из вежливости завязать разговор.
— Нет! — жестко ответил Балкович. Пройдя несколько шагов, он сказал: — У Гумилева попадается кое-что неплохое. — И продекламировал с мрачным пафосом:
Впереди показался всадник. Он ехал со стороны Батайска, навстречу потоку подвод и людей, вышедших из Ростова. Когда он приблизился, Игорь увидел золотые погоны на его плечах.
— Полковник Коркин! — приглядевшись, сказал Гриша Чистов. — Командир первого пулеметного…
У Игоря екнуло сердце. Первый пулеметный! О нем как раз говорил Дима.
— Господин полковник! — крикнул Чистов поравнявшемуся с подводами марковцев всаднику. — Сергей Петрович! На минуточку!
Полковник — грузный, усатый — осадил тяжело храпящего серого жеребца. Узнав подбежавшего к нему Гришу, он улыбнулся и, склонившись с седла, поздоровался с Чистовым запросто.
— Драпаем, Гришенька? — сказал он ласково хорошо поставленным басом.
— Драпаем, Сергей Петрович! Позвоните папе, скажите, что вы меня видели.
— Позвоню.
— А как чувствует себя доблестный первый пулеметный полк — надежда Ростова?
Полковник приложил руку к козырьку фуражки, отчеканил по-солдатски, дураковато выпучив глаза:
— Первый доблестный непромокаемый пулеметный полк готов… — полковник сделал паузу, — разбежаться при первом выстреле противника!.. Всего хорошего, Гришенька! Папе обязательно позвоню! — Он взглянул на наручные часы. — Ох, надо ехать!.. — Невесело усмехнулся: — Ехать так ехать, как сказал попугай, когда кошка тащила его за хвост.
Полковник кивнул Грише и дал повод жеребцу.
Вышли на батайский берег Дона. Подполковник Курсовский велел подводчикам остановиться проверить упряжь, дать лошаденкам отдохнуть. Вдруг справа, со стороны реки, донеслись крики людей, отчаянное лошадиное ржание. Потом раздался страшный женский вопль, и все стихло.
Вольноперы тревожно переглянулись.
— Авдюхин! — сказал подполковник Курсовский обознику с фельдфебельскими лычками на погонах. — Ну-ка, сбегай узнай, что случилось. Одна нога здесь, другая там!
— Слушаюсь, господин подполковник! — рявкнул бойкий Авдюхин и, соскочив с подводы, побежал назад к Дону.
Вернулся он через четверть часа.
— Ничего такого особенного не случилось, ваше высокородие! — доложил он Курсовскому. — Дамочка там одна утопла. И с ей какой-то кавалер из вольных!
— Что ты брешешь, болван! Какая дамочка?
— Никак нет, не брешу. Барыня с кавалером ехали через Дон. Видать, из этих… из беглецов… из богатеньких. Правее нас ехали. И аккурат у самого берега угодили в полынью. Ах, ах! А там — течение. Ну и затянуло под лед!
— Не могли вытащить?
— А кто будет тащить, ваше высокородие? У каждого думка скорее в Батайск попасть, пожрать, обогреться — да и дальше.
Подполковник снял фуражку, обнажив лысую голову, истово перекрестился:
— Упокой, господи, душу неизвестной рабы твоя с неизвестным рабом твоим!
Когда Авдюхин отошел, он вздохнул и сказал, обращаясь к притихшим вольноперам:
— Может, так оно и лучше! Наверное, сразу захлебнулись… Без мучений.
Подполковник вытащил носовой платок, вытер глаза, громко высморкался и пронзительным своим фальцетом подал команду:
— Трогай!
Впереди показались строения, телеграфные столбы, деревья в дивном серебре инея. Батайск!
10. КАЯЛ
Из Батайска выступили в восемь часов утра, переночевав кое-как в хате, на полу, на соломе, все вместе: подполковник Курсовский, вольноперы и Игорь. Когда выползли на открытую дорогу, задул ветер, повалил снег. Сразу стало холодно, тоскливо, нехорошо под серым бесприютным небом.
Шагали молча за подводами или, вскочив на ходу на телегу, некоторое время ехали, свесив натруженные ноги. Но мороз не давал рассиживаться, и снова приходилось идти или бежать, согреваясь движением.
— Вот вам и новый ледовый поход! — объявил Гриша Чистов. Он завязал башлык, поднял воротник шинели.
— Только первопоходники еще и дрались в этих условиях, — отозвался кадет.