— Что у вас в сумках-то? — крикнул он, улыбаясь, женщинам.
— Фрукты! — с готовностью выкрикнула в ответ пожилая высокая, очень худая женщина в линялой майке и сейчас же бросила Леше свою сумку. Моряк ловко, словно конец каната, поймал ее на лету. Стоявшая рядом с женщиной девушка-подросток, босоногая, золотоволосая, с чуть наметившейся грудью, крикнула Макару Ивановичу:
— Ловите, товарищ!..
Подняв над головой большой темно-зеленый арбуз, она кинула его на площадку вагона точным броском бывалой баскетболистки.
Макар Иванович растопырил руки, но сплоховал, не поймал и от возбуждения чуть было не свалился с подножки. Леша удержал его, ухватив сзади за воротник рубашки.
Ударившись о ступеньку, арбуз сочно треснул и разлетелся на куски. Спелые семечки брызнули черным фонтанчиком, а один арбузный осколок, подскочив, стукнул Лешу по лбу.
— Но это уж последнее дело, когда свои своих кавунами бомбят! — усмехнулся моряк, поднимаясь и стряхивая ладонью арбузный сок со лба.
Макар Иванович не ответил ему. С вожделением глядел он на темно-розовые куски арбузной мякоти, валявшиеся на шпалах второго пути.
Поезд остановился. Теперь бахча подобралась почти вплотную к рельсам. Арбузы — большие, манящие, такие же аппетитно темно-зеленые, как и тот, который разбился о подножку вагона, лежали на земле, и их было много.
— А, ей-богу, я сейчас соскочу и сам сорву один кавун! — произнес Макар Иванович, облизнув запекшиеся, в трещинах губы. — Смерть как пить охота!
— Не надо, Макар Иванович! — солидно сказал Леша. — За вами другой соскочит, за ним — третий. Тем более что знают ваше звание. Всю бахчу оборвут! Нехорошо получится! Не надо!
— Кто теперь с этим считается?!
И Макар Иванович, подтянув подштанники, с удивившей Лешу резвостью соскочил с подножки на землю.
Пригнувшись, словно при атаке, старшина побежал к бахче. Леша последовал за ним, тоже пригибаясь. Однако женщины из селения заметили их маневр, и та золотоволосая, босая девушка, что кинула им арбуз, первая бросилась к бахче с отчаянным криком, размахивая длинной палкой.
Не обращая на нее никакого внимания, Макар Иванович бродил по полю, выбирал себе кавун. Он наклонился и уже нащупал один, когда девушка оказалась рядом.
— Как вам не стыдно, товарищ! — сыпала она скороговоркой, и ноздри ее маленького, покрытого темно-рыжими веснушками носа яростно раздувались. — А еще пожилой человек! И считаете себя, наверное, сознательным. Нельзя брать самому. Оставьте, товарищ!..
Не отвечая ей, Макар Иванович все щупал и мял облюбованный арбуз.
— Оставьте, вам говорят! — выкрикнула девушка, чуть не плача.
Но Макар Иванович все-таки сорвал кавун, и лишь тогда, обернувшись, увидел молодое, потемневшее от гнева лицо. Что-то было в этом лице такое, от чего Макар Иванович смутился, густо покраснел и положил арбуз на землю. А девушка продолжала бессвязно, страстно и громко говорить:
— Это колхозное добро… для всех… Мы все это армии отдадим… А если каждый товарищ будет своевольничать…
Подошла пожилая женщина в линялой голубой майке, сказала: «Что случилось, Надя?!» — но вдруг, пристально посмотрев на смущенного Макара Ивановича, глухо вскрикнула и, обхватив его за шею жилистыми, почти черными от загара руками, стала целовать в красные от нерастаявшего стыда щеки, в рыжие усы, в потный лоб, в глаза. Она целовала его короткими, крепкими, болезненными, как клевки, поцелуями и, не то смеясь, не то плача, говорила, задыхаясь:
— Вот встреча-то, господи!.. Надя, смотри, ведь это отец твой!.. Усы отрастил! Господи, ведь и не узнаешь сразу!..
Золотоволосая девушка выронила из рук свою палку и громко, совсем по-детски заплакала.
Когда подошел Леша, она стояла, спрятав лицо на груди отца, и повторяла:
— Прости, папочка, что я тебя… что я тебе…
И, не договаривая, снова принималась плакать в голос. А Макар Иванович гладил ее по голове большой, натруженной, жесткой рукой.
Нежным движением он оторвал наконец от своей груди голову дочери и сказал, показав ей на улыбающегося Лешу:
— Познакомься-ка лучше с дружком моим. Тоже из нашего госпиталя! Жених первой статьи! Смотри, матрос, какая интересная история получилась из-за этого кавуна, пропади он пропадом! Семью встретил!
Леша пожал руку Наде и Варваре Павловне, рисуясь, сказал с несколько высокопарной пышностью — это уже специально для Нади, для ее наивных и жарких глаз:
— Недаром говорится, что война — это лотерея судьбы! Кому счастливый билет достанется, кому — пустышка!
Варвара Павловна — грудь ее распирала жгучая и сладкая боль неожиданного счастья — спросила мужа: