Именно поэтому Деган не приехал в Сухо верхом. У человека, каким он явится в гостиницу, коня быть не может.
Последнему изменению подвергся саквояж. Деган снял чехол, и дорожный спутник состоятельного человека превратился в сумку, сшитую из матушкиного ковра. Притом ковёр некогда действительно лежал на полу в комнате, где матушка Дегана любила заниматься рукоделием. На ковре изображалась битва: благородные рыцари на толстозадых лошадях теснили к быстрой горной реке жалких врагов. Деган помнил, как в детстве расставлял на ковре солдатиков и устраивал яростные побоища во имя дамы сердца — мамы, которая сидела неподалёку в резном кресле и её красивые белые руки порхали над пяльцами, вышивая цветы. Сейчас на ковре, из которого сшита сумка, было сложно разобрать какой-либо рисунок и только память Дегана сохранила виды побоища, блеск на латах благородных рыцарей и страх на бледных лицах побеждённых.
...
К тому времени, как Деган вышел к гостинице, поднялся ветер. В лицо полетели пыль и мелкий мусор, на соседней улице заскрипела ставня. Придерживая на голове шляпу, Деган поднял голову и осмотрел гостиницу. Под конец дорога пошла немного в гору, из-за чего гостиница возвышалась над соседними домами, чем таки оправдывала своё название. Деган взглянул на тёмные окна верхнего этажа, за одним из которых его должен ждать Имп. Они были знакомы много лет и славно куролесили, но однажды попали в засаду. Уйти удалось, однако Импа серьёзно ранили. Деган довёз его полуживым до городишки вроде Сохо, где было не достать даже чистой воды и единственным достоинством было то, что туда ещё не долетела весть о преступлении. Если откровенно, он вообще не должен был тащить с собой напарника. Они так условились заранее — если от кого удача отвернётся, и он словит стрелу или клинок, оставить без сантиментов. В их работе важна практичность. Вот только Деган не смог бросить напарника, хотя Имп, пока был в сознании, и хрипел: «Уходи сам! Со мной покончено».
Сняв комнату в дрянной, кишащей насекомыми гостинице, Деган сам, как умел, обработал крепкой выпивкой рану, зашил и был уверен, что напарник не выкарабкается. Слишком уж долго Деган вёз-трёс его по бездорожью, слишком уж много крови Имп потерял. К целителям и магам Деган не обращался — сдадут. Вместо этого, щедро заплатив хозяину гостиницы за молчание, поехал в Онгею*. На окраине стояли два каменных изваяния, оставшиеся от первых людей: богини Вера и Надежда. Подобно многим, Деган зажёг свечу, поставил её в розетку у ног Веры, и несколько раз обошёл статуи, задрав голову и всматриваясь в вырезанные на древнем камне лики богинь. Ветра и дожди сильно повредили их, сделав неразличимыми черты. На лицах угадывались только носы да впадины глаз. Зато выделялись могучие груди, длинные ноги-столбы и раздутые животы, словно каждая богиня была беременна.
Неизвестно, услышали ли богини его мольбу, или Имп оказался слишком живуч, да только переборол напарник горячку. Только на дело с тех пор сам стал не ходок. Быстро задыхался, сворачивался улиткой вокруг застарелого шрама. Поэтому с тех пор он стал заправлять переговорами с клиентами. Сам Деган клиентов не видел, не видели и они его. Вместе с Импом они продумывали детали и ходы отступления, но работу Деган выполнял в одиночку.
...
Стоило подойти к гостинице, из конюшни, послышалось тихое ржание. Деган узнал голос лошадки Импа — умная животина признала его по шагам. Там же должна ждать и лошадь для Дегана. Мысленно послав животинкам привет, он взял саквояж подмышку так, словно у того оторвалась ручка. Неудобно, зато образ дополняет. При входе он специально стукнулся о притолоку макушкой. Охнул, поправил шляпу, пожал плечами, будто удивлялся сам себе: надо же, какой я неловкий и, наконец, вошёл.
В гостинице воняло трупами. Конкретно так воняло. Махнув головой так, что поля шляпы вскинулись и вновь опустились, Деган окинул взглядом грязный вестибюль, стойку хозяина напротив двери и длинную накрытую потёртым ковром лавку для постояльцев, жаждущих заселиться в эту клоаку. На данный момент жаждущих не было. Кроме облокотившегося на стойку небритого детины лет тридцати в засаленной тужурке, в вестибюле вообще не было ни души. Деган подумал, что скорее всего, трупную вонь издают подходившие близко к земле воды, но складывалось ощущение, будто хозяин гостиницы спрятал в подполе расчленёнными жену и её любовника.
«Да уж, Имп, умеешь ты находить душевные местечки! — уже второй раз за вечер мысленно воскликнул Деган. — Готов поспорить, кроме тебя здесь других постояльцев нет».
Тем временем, хозяин гостиницы, (а детина в тужурке наверняка он и есть), сверлил вошедшего тяжёлым взглядом.
— Чего хотел, любезный? — спросил он простуженным голосом.
Деган охнул, словно только что его увидел, неуклюжей походкой подошёл к стойке. Под ногами заскрипел песок, отрывисто скрипнула половица, точно под полом вскрикнул кто-то недобитый и недорасчленённый. Встав так, что тень от шляпы закрывала почти всё лицо, Деган задержался взглядом на правой руке хозяина. Между большим и указательным пальцами была набита татуировка: голая женщина с распущенными волосами. Когда детина соединял пальцы, она наклонялась, выпячивая зад, когда разводил — выпрямлялась. Насколько Деган знал, такие татуировки любили набивать себе каторжники. Они в шутку называли их: моя краля всегда меня ждёт.
Наверняка у этого малого была припасена дюжина разных историй об усыпанном доблестями пути из каторжников в хозяева гостиниц. Но это всё чушь для наивных девушек. С каторги отпускают стукачей и крыс, чтобы, получив свободу, они продолжали работать на охранку, докладывая о подозрительных личностях. Не зря городишка стоял на границе империи и буквально кишел приезжими-проезжими.
— Мне бы комнату, — промямлил Деган.
— Можно и комнату, — лениво растягивая слова сказал хозяин, глядя на Дегана, как на раздавленное насекомое. — Цераты есть?
Женщина на татуировке вильнула задом. Казалось, они с детиной работают в паре.
— Д-да, — Деган торопливо порылся в кармане, достал тощий мешочек с цератами, стал торопливо развязывать его, но зажатый под мышкой саквояж мешал, и мешочек выпал из рук. Монеты раскатились по полу, несколько провалились в щели между досками. Деган и хозяин одновременно проводили их взглядами: первый сокрушённо, второй с презрением и насмешкой. Не выпуская саквояж из объятий, Деган присел на корточки и стал собирать цераты быстрыми, суетливыми движениями.
____
* Цераты — мелкие монеты, считаются основным денежным выражением мира Сивон.
**Тахо — алкогольный напиток.
**** Теталы — крупные монеты.
**** Онгеа. Часть света, где находится Орден братства Зиккур.
Глава 13
Хозяин взял со стойки нож для резки бумаги и принялся чистить ногти, поглядывая на незадачливого постояльца.
Кое-как собрав монеты, Деган поднялся в полный рост, поудобнее перехватил саквояж и подошёл к стойке. Хозяин продолжал чистить ногти.
— Вот! — объявил Деган и положил перед хозяином цераты.
Детина соизволил перевести на него взгляд.
— Надолго к нам в Сухо? — лениво спросил он.
— Пока не знаю, — ответил Деган и застенчиво улыбнулся: — Папенька умер, нас с сестрёнкой с долгами оставил, а в нашем городе работу сложно найти. Только в торговлю идти, но у меня характер не подходящий...
Он отвёл свободную руку, точно показывал: посмотри сам, какой из меня торговец? Детина бросил на него косой взгляд, усмехнулся, соглашаясь: да уж, никакой. Там нужны парни ушлые и хваткие, а ты, братец, ложку до рта донести не можешь, не расплескав.
Деган подался вперёд и спросил с заискивающей улыбкой:
— Я слышал, в карьер берут вольнонаёмных? Хочу попытаться.
Хозяин вытянул губы трубочкой, будто собрался насвистеть мелодию, но вместо этого сказал: