Я попятилась задом, выползая из-под стола. Потом вскочила на ноги, перепрыгнула через перила и бросилась следом за девушками. Зверюга в несколько прыжков нагнала меня и побежала рядом, игриво кося лиловым глазом. Я понимала, что надо остановиться — и не могла. Дикий ужас гнал меня к людям, к Наставнику, к Главе. Они умные, пусть придумают, что делать. А боюсь, боюсь, боюсь, боюсь.
Тем временем, Фриида с Ирэеной переполошили своими воплями всё селение. Люди выскакивали из домов — кто с кистенём, кто со скалкой — не видели ничего подозрительного, кроме двух беснующихся посреди улицы девиц, и останавливались в нерешительности. Над селением витал вопрос: а что случилось-то? Случилось-то что?!
Девушки спутанно рассказали...
Скоро зверюге стало скучно бежать рядом и он начал нарезать вокруг меня круги, весело размахивая хвостом. Палица на его конце разносила в щепки попадавшиеся на пути бочки, телеги, небольшие курятники и собачьи будки. Кудахтали растревоженные куры, ошалелые псы бежали за нами с диким лаем, встречные гуси вытягивали шеи и провожали воинственным шипением.
Так — окружённые птицами, собаками и ещё Хун знает кем, мы вырвались на центральную улицу, где нас встретил заслон из селян. Они перекрыли дорогу и ощетинились копьями и стрелами, будто дикобраз иглами.
Мы всей толпой резко затормозили. Прокричал сидевший на макушке у зверюги петух.
Я оглядела спрятавшихся за копьями односельчан. Зверюга легонько боднула меня головой в плечо, как бы спрашивая: «А чё мы играть перестали?»
— Эй, Маара, кто это с тобой? — крикнули из толпы.
— Уж не новый ли подарочек от императора Тарганен?
Заскрипела туго натянутая тетива.
— Не стреляйте! — заорала я и встала перед зверюгой, раскинув руки. — Его не подсылал император Тарганен! Он... Он всего лишь играет.
Из толпы вышел Наставник. Встал напротив нас, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока. Зверюга утробно заурчал и взрыл задней лапой землю. В стороны полетели большие комья.
— Ну, и откудаэтот игрун появился? — сурово спросил у меня Наставник.
Я смутилась:
— Он... вообще из ниоткуда. Это... Уфари. Я хотела заклинание попробовать, но... неправильно прочитала и вот он... Таким получился... Вот.
Наставник ещё раз пристально осмотрел зверюгу, задержавшись взглядом на могучих когтях и хвосте с палицей. Неожиданно на его лице появилось лукавое выражение.
— А ещё таких наделать можешь? — спросил он.
— Я? — растерялась я.
— Ты, ты, — кивнул он с улыбкой.
Я хотела сказать, что у меня этот-то получился случайно, и я уже не помню, какие именно слова говорила... Но вместо этого тоже подбоченилась и с вызовом сказала:
— В Тарганен с собой возьмёте — наделаю!
Наставник громко рассмеялся. Краем глаза я увидела, что селяне один за другим опускают оружие и рассматривают зверюгу скорее с интересом, чем с опаской.
— Ну и настырная же ты, — заметил Наставник. — В империю Тарганен ей захотелось... Что ж, возьму, раз так невмоготу.
— Тогда я хоть сейчас наделаю! Сколько нужно? — запальчиво воскликнула я.
— Погодь. Нужно сперва понять, что это такое, поддаётся ли дрессировке и можно ли его объездить.
Наставник подошёл к зверюге, протянул руку и дотронулся до его шеи. Уфари предостерегающе зарычал и скосил на меня горящий лиловый глаз.
— Всё хорошо, — сказала я. — Он друг.
Взгляд уфари потеплел, и он проблеял:
— Маа-а-а-ма!
Среди односельчан раздались смешки.
— Всё верно, а я мама, — улыбнулась я.
Глава 19
Мы ехали уже пятый день, и я пока не пожалела, что настояла на своём участии. Гораздо сильнее я жалела о другом: что до сих пор ни разу не выбиралась из Леса. Этот мир был таким огромным и разным! Мне казалось, моя бедная голова не сможет вместить в себя даже самую малую его часть.
Сначала мы пересекли Малую степь — ну, ею меня не удивить. Я часто видела степь, выбираясь на границу Леса — низкая, чахлая, выжженная Валлах Одо трава, серые комья засохшей земли. Только весной в период дождей степь покрывалась ковром из мелких жёлтых и голубых цветов, но затем жар Валлах Одо опять становился силён, и цветы пропадали, будто их не было.
Единственное, что меня удивило, это размеры степи. Я была уверена, что её можно пересечь за один круг светил, но мы ехали больше двух дней, даже заночевать пришлось. Какова же Великая степь? Услышав, что Лиим рассказывает о том, как в детстве побывал там с отцом и братьями, я направила к нему своего хабарги и некоторое время ехала рядом, слушая рассказ.
— Люди там совсем не похожие на нас, — говорил он. — Ходят, упираясь кулаками в землю, а бегают быстрее хабарги. Матери привязывают к спинам сумки и в них, как в сёдлах, возят детей. Уши у них заячьи, а говор похож на звериный.
Все жутко оживились, обсуждая степняков, просили Лиима вспомнить хоть пару слов на степном. Он вспомнил только «ыйх» и «айву», но что они означают, забыл.
— Большая она, Великая степь? — спросила я.
— Великая, — серьёзно ответил он. — Четырёх хабарги можно загнать и всё одно от края до края не переедешь.
Я покосилась на Наставника и в груди чуточку засвербело: ну не могла я привыкнуть к нему в обличии Главы! Каждый раз терялась — настолько похож. Даже косоглазие прошло. Вспомнилось, когда уезжали, в толпе шутили:
— Какой с нами Глава-то остаётся? Головной или Заплечный?
— А если вас перемешать? Чевой будет, ась?
На что оба Главы одинаково усмехнулись, но затем тот, который настоящий, потёр подбородок, а Наставник заложил руки за спину.
Я тогда ещё спросила, долго ли будет действовать заклинание?
— Пока не проведём ещё один обряд замещения, — ответил Наставник. — Либо после моей смерти. Она вернёт первоначальный облик.
После этих слов над Площадью повисло тягостное молчание.
...
Я впервые ночевала за пределами Леса, и на меня обрушился ворох новых звуков, запахов, ощущений, от которых щемило в груди и как будто не хватало воздуха, хотя на самом деле его было предостаточно. Отстояв свою очередь в дозоре, я завернулась в тёплый, подбитый мехом плащ, подложила под голову седло и легла на спину, не отводя глаз от Голубого Окхари. Здесь он тоже казался не таким, как в Лесу. Там его часто скрывали ветви деревьев, и он заглядывал к нам то одной, то другой стороной. Теперь же висел надо мной: большой, продолговатый, напоминающий яйцо неведомой птицы. Может, птицы Зиккур?
Уставшие за день перехода хабарги паслись неподалеку и переговаривались короткими криками, а я лежала на спине, глядя на Голубой Окхари и мысленно пребывала в событиях столетней давности. Несмотря на то, что историю рода Свирх я знала с раннего детства, именно ночью в Малой степи она «прозвучала» для меня по-новому. Мне казалось, будто я вижу на траве тени предков, убегающих от смертоносного огня птиц Зиккур. Многие из них падали, не силах больше встать, и тела их покрывали степь, словно жуткие цветы...
Теперь мы, их потомки, пересекаем степь в другую сторону. Что нас ждёт в Тарганен? С чем встретит император и что потребует за убийство своего посла? Я уже в который раз дотронулась языком до коренного зуба, куда Наади спрятала зёрнышко яхменя, залив сверху соком тиссарди. Затвердевший сок тиссарди покрывал зуб очень тонкой плёнкой, и он ничем не отличался от остальных, но мне постоянно казалось, что зуб стал гораздо больше. Ничего не могла поделать с этим ощущением.
Вспомнилось как заложив зёрнышко, Наади вдруг склонилась надо мной ниже прежнего и сказала так тихо, чтобы никто больше не услышал:
— Ты уже тронута Феебом?
Я изумлённо вскинула на неё глаза, таким неожиданным был вопрос. Затем кивнула. Конечно, он же мой кохаи.— Если попадёшь в рабство, говори, что ещё не тронута мужчиной, — продолжила Наади.
У меня ёкнуло под сердцем. Сок тиссарди тогда ещё не застыл, и я лежала на полу с открытым ртом, не в состоянии поддерживать разговор.