От отчаяния мне хотелось биться головой об стены. Я была уже почти-почти готова раскусить зерно яхменя и только крохотная надежда на честность главаря удерживала меня оттого, чтобы сделать это.
Вдруг он всё же отпустит нас?
...
Сморённая усталостью и переживаниями, я провалилась в тёмную яму сна. Пробудилась оттого, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидела Прола. Он тут же прижал ладонь к моему рту. Я вопросительно подняла брови.
— Она умерла, — свистящим шёпотом сказал Прол.
Меня будто приложило головой о камень и накрыло ледяной водой.
— Иза, — пояснил он, хотя я и так поняла.
Я в ужасе посмотрела на закрытую дверь и шёпотом спросила:
— Шэр знает?!
— Все боятся ему говорить. Решают, кому это делать. Шэр за такую весть и убить может. Хотят жребий тянуть.
— Но почему?! - забормотала я. - Ей же стало лучше! Я сама видела!
Голову будто сжали тиски, и я уже ничего не понимала.
— Хватит причитать! — прошипел Прол. — Переодевайся!
Только тут я заметила лежащую на кровати мужскую одежду.
Глава 26
Деган.
Дилижанс с шестью пассажирами трясся по дороге, собирая все кочки и рытвины. Дверей не было, и пассажирам приходилось держаться за лавки, чтобы ненароком не выпасть. Внутрь летела рыжая пыль. Она оседала на полу, одежде и набелённом лице Дегана. Согласно легенде, матушка Тарза едет в дом скорби из Ордена мученицы Аглаи, который является попечителем лечебницы. Матушка Тарза строга, скромна, безмерно благочестива, всю дорогу мысленно молится и ни с кем не разговаривает.
В дилижансе было душно, тесно, к тому же соседи, как на подбор, попались говорливые и беспокойные. Они постоянно ёрзали, тыкались в сидящих напротив коленями и пихались локтями. Разговор затихал лишь для того, чтобы забурлить вновь, и Деган отметил, что заводилой каждый раз был один и тот же пассажир: уже не молодой и весь какой-то узкий, будто он постоянно протискивался в едва приоткрытые двери. Одет "узкий" был в потёртый костюм служащего и принадлежал к людям, которые забываются сразу, как пропадут из поля зрения.
Сначала пассажиры обсуждали цены на картошку и зерно, потом перекинулись мнениями о плохих дорогах, а с неё съехали на бесчинства разбойников.
— Никому сейчас нетот них защиты. Прежде грабили караваны, теперь и за дилижансы взялись, — заявила дородная, опрятно одетая женщина с пухлыми, сдавленными тугим платком щеками. Акцент выдавал в ней жительницу Сеншая с их особенностью выделять букву «о».
— Что у нас брать? — саркастически усмехнулся сосед справа. — Грязную рабочую одежду и пару кусков мыла?
Остальные пассажиры подхватили его усмешку, но в тоже время подтянули ближе дорожные сумки.
— Им нужны люди! — проговорила сеншайка со зловещим присвистом. — У нас на рынке посибицам с недавних порогокакаяоживлённая торговля идёт!
Дилижанс наехал на особо большую кочку, и всех хорошенько тряхнуло, так что сосед с двумя кусками мыла едва не уселся Дегану на колени.
— Простите, матушка, — пробормотал он, залившись багрянцем. Въевшаяся грязь на ладонях и складках шеи выдавала в нём чернорабочего.
Деган понимающе улыбнулся и поправил сбившийся набок припорошенный рыжей пылью белый чепец, края которого загибались по сторонам, напоминая крылья птицы. Нижний слой чепца плотно облегал голову Дегана, закрывая брови и подбородок, и оставляя открытым только небольшое «окошко» для глаз, носа и рта. Наряд довершало свободное серое платье до пола, туфли на толстой подошве и белые перчатки. Доктор Карла был и впрямь хорош, но следы от ожогов ещё остались. К тому же, руки у Дегана были совсем не женственные. Карл отметил это в первую очередь, когда Деган надел всё, кроме перчаток.
— Видно, матушка Тарза душит отступников Ордена собственными руками, — со смешком произнёс приятель. — Такие сильные пальцы, мозолистые ладони.
После слов Карла, Деган тут же натянул перчатки и за всю дорогу ни разу их не снял.
Тем временем, упавший на него сосед вернулся на своё место и спросил у сеншайки:
— А куда смотрят власти Сеншая?
— Не беспокойтесь за власти, они с этого свою выгоду имеют, — заметил «узкий» пассажир.
— Говорят, больше всех распоясались люди Шэра, — подхватил второй чернорабочий. — Совсем страх потеряли, творят, что хотят.
— Неужели вы думаете, они стали бы себя так вести, если бы не знали что их защитят? — спросил «узкий», переводя въедливый взгляд с одного лица на другое.
Теперь Деган понял, кто с ними едет: провокатор из службы дознания империи Тарганен. Это были их методы — бросить в разговор кусок пожирнее, а потом слушать и наблюдать, наблюдать и слушать: кто как отреагирует, кто что скажет. И доносить императору. Если же кто-то из собеседников окажется особенно откровенным, к такому потом наведаются и уведут для продолжения беседы уже в другом месте.
Деган почувствовал, как под тонкой тканью перчаток вспотели ладони. Для чего здесь дознаватель? Может, его нанял Зиг для слежки?
«У меня паранойя, — сказал себе Деган. — Появление здесь этого человека со мной никак не связано».
Но тревожные мысли было уже не остановить. Узнал ли его попутчик в образе благочестивой матушки и, если узнал, то доложит ли Зигу? Деган вспомнил, что дознаватель за время пути лишь пару раз скользнул по нему равнодушным взглядом, но равнодушие могло быть и напускным. Оно-то как раз опаснее всего.
Проклятие! Дело об убийстве посла с самого начала было кривым, шатким и чересчур рискованным; а, чем дальше, тем обрастало большими сложностями. Дегану казалось, будто он держит в руках нить воздушного змея, а крепкий северный ветер вырывает его. Ветер силён, змей рвётся прочь, и Деган чувствует, как нить выскальзывает из ладони. Ощущение было настолько реалистично, что он посмотрел на свою затянутую в перчатку ладонь: никакой нити в ней не оказалось, лишь на подушечках пальцев и в тех местах, где Деган касался поручней и лавки, были рыжие пятна.
Между тем, пассажиры заглотнули брошенную провокатором наживку. Разговор стал смелее, голоса громче. Всем вдруг захотелось показать друг другу, что они тоже много знают и свободно мыслят.
«Каждый раз одно и то же, — мысленно проворчал Деган. — Наивные люди, думают коробчонка на колёсах дребезжит так сильно, что чуткий слух империи не услышит того, о чём они до сих пор благоразумно помалкивали».
— Император уверял, что будет вешать работорговцев без суда, — говорил молчавший до сих пор мужчина. У него было такое лицо, будто его как напугали в детстве, так он с тех пор напуганный и живёт.
— Чего ж не вешает? — скептически улыбнулся ещё один чернорабочий. — По сибицам их в Сеншае можно брать голыми руками, как рыбу во время нереста.
— Казну империи пополнять нужно, — тонко улыбнулся провокатор. — У императора двор большой, всех напоить-накормить надо.
— А кормят всех вот эти вот руки! — патетически воскликнула сеншайка и показала соседям пухлые ладони.
Провокатор внимательнейшим образом их осмотрел, будто снимал глазами мерку для кандалов.
— Матушка, а вы чтодумаете? — неожиданно с напором обратилась сеншайка к Дегану.
— О чём? — спокойно спросил он, глядя на раскрасневшуюся от духоты и волнения женщину. Её щёки вырвались из оков платка, большая грудь под грубым сукном платья взволнованно вздымалась, юбка обхватила полные бёдра. Деган подумал, что сеншайка будет хороша в бане. Голая и жаркая между тазами, исходящими горячим паром.
— Какочём? — сеншайка обвела взглядом спутников. Мол, нет вы представляете?! Матушка нас даже не слушала!
— О работорговле, — елейным голосом подсказал провокатор. — Как Орден великомученицы Аглаи относится к этому вопросу?