Деган встретился с ним взглядом.
«Всё же, почему он оказался в одном дилижансе со мной? — уже в который раз подумал Деган. — Если его подослал Зиг, то "узкому" совершенно не нужно знать, куда я еду. Как бы избавиться от этого балласта? Ещё и сидит так удачно, у самой двери..."
— В работорговле не может быть вопросов, — строго ответил он провокатору. — Орден порицает подобное.
В глазах провокатора сверкнула радость, и он с торжеством откинулся на стенку дилижанса. Деган внутренне подобрался, ожидая любой пакости. И провокатор не подкачал.
— А как вы объясните выдачу двадцати беглых рабов? — ласково спросил он.
Остальные пассажиры переглянулись. У всех в глазах стоял вопрос: «О чём он?»
Дегану тоже хотелось бы это узнать. Готовясь к поездке, он запросил у Карла как можно больше сведений об Ордене мученицы Аглаи — о выдаче беглых рабов приятель ни словом не упоминал. У этого могло быть два объяснения: либо Карл тупо забыл о таком инциденте; либо никакой выдачи рабов не было, и провокатор, зная, что Деган не тот, за кого себя выдаёт, изуверски насмехается.
Однако, требовалось что-то ответить. Рассудив, что если бы история получила широкую огласку, то о ней судачил бы весь двор, и мимо него это бы тоже не прошло, Деган с удивлением воскликнул:
— Позвольте, вам-то это откуда известно?
Провокатор улыбнулся:
— Я много путешествую, матушка. Земли Сивона полны ра-а-азных историй.
Ну, ещё бы! Внезапно на помощь Дегану пришла сеншайка с её незамутнённой простотой.
— А чтотам случилось с рабами? Нам расскажите! — потребовала она.
— Пусть матушка и расскажет, как онипорицаютторговлю людьми, — процедил сквозь зубы "узкий".
Деган понял, что провокатору и самому доподлинно ничего не известно. А вот постыдное пятно на безупречно чистом челе Ордена, кажется, на самом деле имеется.
Придав лицу самое благожелательное выражение, на какое только был способен, Деган произнёс:
— Я не имею права обсуждать происходящее в нашей обители. Но чтобы не плодить сплетни и пересуды, замечу, что Орден великомученицы Аглаи всегда выступал за непротивление злу насилием. Мы не уподобляемся злу, не позволяем ему захватить себя. Мученица Аглая говорила: как воск от огня, тает от любви самая лютая злоба.
— За что и сгорела на костре, — желчно вставил провокатор.
Все пассажиры посмотрели на него с осуждением.
— Скажите, матушка, а как это... — сеншайка наморщила лоб, вспоминая слова Дегана: — Не...противление злу насилием?
— Так это, — ответил Деган. Он стремительно поднялся, шагнул к провокатору, схватил его за грудки и выбросил на дорогу.
Сеншайка охнула и привстала, вытянув шею и глядя как провокатор кубарем катится по пыльной траве. Остальные пассажиры потрясённо смотрели на "матушку Терзу".
— Я часто с ним езжу, он всегда здесь выходит, — ответил Деган на их молчаливый вопрос.
Затем взял одиноко стоявший под лавкой кожаный саквояж провокатора, переставил под свою лавку и, как ни в чём не бывало, сел. Больше до конца пути у него никто ни о чём не спрашивал.
Скоро они въехали в Карэ. Продребезжав по улицам, дилижанс объехал вокруг высокого каменного забора и остановился перед коваными глухими воротами. На столбах по обе стороны от них сидели печальные каменные девы. На правом столбе висела табличка с надписью «Дом скорби имени святой Аглаи».
— Выходите, матушка! Приехали! — крикнул извозчик.
Деган подхватил саквояж провокатора и поднялся.
— Счастливого пути, — сказал он пассажирам.
Те промычали что-то невнятное. Он ещё не успел сойти на землю, как за спиной раздался громкий шёпот сеншайки:
— Вы узнали его?
— Конечно, — приглушённо ответил один из чернорабочих.
— Кто это? Кто?! — взволнованно спросил «напуганный».
— Разбойник Шэр, — в один голос ответили чернорабочий и сеншайка.
Деган удивлённо поднял брови и, более не задерживаясь, направился к воротам.
Его встретил привратник, который был уже извещён о визите матушки Тарзы. Недоумённо посмотрев на саквояж — видимо служительницы Ордена крайне редко приезжали к ним с багажом, — он рассказал Дегану, как пройти к главному корпусу лечебницы, который здесь почему-то называли императорским.
— Разве у вас лечился император? — спросил Деган высоким голосом, придав лицу самое невинное выражение.
На мгновение он представил, что определил сюда Зига и приезжает к нему в гости. От таких мыслей даже подпорченное провокатором настроение поднялось.
— Не-е-т, — со смешком ответил привратник и, бросив быстрый взгляд по сторонам, тише сказал: — Просто влили в этот корпус столько теталов, что на императорский дворец хватило бы.
— Понятно, — проронил Деган и, попрощавшись с привратником, направился по засаженной каштанами аллее к императорскому корпусу.
Было тихо, даже слишком. И безлюдно. Лишь раз встретились медбратья в длинных, до земли светло-серых халатах. Они внимательно осмотрели Дегана, а в особенности его саквояж, поклонились и пошли дальше.
«Дался им этот саквояж, — с лёгким раздражением подумал Деган. — Как будто матушке редикюльчик нельзя с собой прихватить».
Самому ему не терпелось вскрыть застёжки и проверить многочисленные карманы, в которых провокатор может возить записки и доносы. Но это после, сперва — встреча с Ноа Шенапом.
На вид главный корпус оказался гораздо скромнее и беднее, чем Деган представлял, и действительно, мог называться императорским разве что в ироничном смысле. Треть выделенных на строительство теталов наверняка осела в карманах причастных и «сочувствующих», в результате получилось невзрачное серое здание с четырьмя приземистыми колоннами, похожими на бочонки. Деган отметил, что на крайней слева колонне уже змеится трещина.
Внутри всё было строго и по-казённому скучно. Из-за плохо сделанной вентиляции воздух был спёртым и душным. У парадной белой лестницы, в которую, судя по виду, вложили большую часть теталов, Дегана встретила высокая сухопарая женщина в надетом поверх серого халата белом переднике и с белым чепцом на голове. Всё в ней было какое-то длинное; даже зубы, когда она улыбнулась, оказались удлинёнными и крупными.
— Сестра-хозяйка госпожа Моника, — представилась женщина.
У Моники оказался очень звонкий голос, который отдавался в каждом уголке вестибюля и, казалось, ввинчивался в Дегану в голову.
— Я оповещена о вашем приезде, — говорила сестра-хозяйка. — Господина Бюрса (так звали главврача лечебницы) сейчас нет, но я вас провожу. Мне сказали, вам нужно встретиться с одним из наших пациентов и это касается семейного вопроса.
Деган подтвердил, что так оно и есть. Дела семейные, дела важные.
Моника бросила на него какой-то странный взгляд, после чего подвигала челюстями, будто лошадь грызущая удила, и спросила:
— Вы прежде встречались с Ноа?
— Нет, — искренно ответил Деган. — А что?
— К нему даже мать перестала приезжать, — сказала Моника. Она явно хотела добавить что-то ещё, но сама себя перебила: — Шенап сейчас на прогулке. Я провожу вас к нему.
Они вышли через чёрный ход и оказались в саду лечебницы. Здесь было гораздо больше людей: по засаженным кустами акации дорожкам прогуливались тихие безумцы в сопровождении медбратьев.
По пути Моника справилась о здоровье матери-настоятельницы. О её подагре Деган был предупреждён Карлом и на этот раз впросак не попал.
Его внимание привлёк молодой мужчина в больничной пижаме, который на двух ногах прыгал вокруг скамейки, что-то выискивая между деревянными рейками. Вид у мужчины был крайне увлечённый. По описанию Деган узнал в нём Ноа Шенапа. Бывший законник был высокого роста, худощавый, с редкими каштановыми волосами, высокими скулами и упрямой линией рта.
— Я подожду вас здесь, — сказала Моника и осталась стоять в тридцати шагах от скамейки.