Не получив ответа, Шэр пришёл на кухню. Хозяйка стояла у стола, опираясь широкими ладонями на засыпанную стручками гороха столешницу. Шэр прошёлся по кухне, посмотрел на своё отражение в висящем на стене начищенном до блеска тазу, погладил бороду и повернулся к хозяйке:
— С ним была рыжая девчонка, — сказал он. — Где она?
— Уехала, пока её мужчина спал. Мне показалось, они очень-то не ладили, — ответила женщина.
— Куда уехала?
— Не знаю. Я не вмешиваюсь в личные дела постояльцев.
— Понятно, — проронил Шэр.
Он набил полный карман гороха, вновь подошёл к тазу и сшиб его стены. Таз с грохотом упал на пол.
Я вздрогнула под платьем женщины и, скрючившись в три погибели, прижалась к её голым ногам.
Шэр сшиб следующий таз, потом перевернул стол. Хозяйка едва успела убрать со столешницы руки.
О, духи Леса! Лишь бы Шэр не заставил её сойти с места!
— Обыщите дом, — приказал главарь своим. — Перетрясите всё от подвала до крыши. Если девчонка здесь, вы должны её найти. А Прола ведите на улицу.
— Повезём домой? — спросил один из разбойников.
— Вот ещё, буду я его по империям таскать, — хмыкнул Шэр. — Тут за всё ответит.
Разбойники взяли у кого-то из соседей огромный котёл, наполнили его водой и поставили на костёр. Затем вывели Прола на улицу, раздели, связали и полночи варили, то остужая воду, то вновь доводя её до кипения.
Никто не пришёл на крики Прола: ни старейшина города, ни стражи. Жители соседних домов закрыли ставни и затаились в своих домиках-норках.
Разбойники перевернули в доме всё вверх дном и перебили всё, что билось, но хозяйку не тронули. Когда они ушли из кухниона пододвинула к себе табурет и осторожно села, расправив платье так, чтобы меня не было видно. Так мы и просидели посреди разрухи: я под табуретом, она на нём.
Всё это время меня не покидали две мысли. Первая: как жаль, что зерно яхменя спрятано у меня в зубе, а не у Прола! А вторая: до последнего вдоха Прол думал, что я воспользовалась его сном и убежала. Он не знал, что я здесь, в доме, сижу под душным платьем хозяйки и слушаю, слушаю, слушаю...
Однако всё, даже самое ужасное, когда-то заканчивается. Вот и разбойники уехали, оставив мёртвое тело Прола плавать в котле.
— Нужно достать его и похоронить, — сказала хозяйка, глухим, отстранённым голосом.
Затем подняла подол платья и обратилась ко мне:
— Выходи, они уехали.
Я на четвереньках выползла из-под юбки, хотела встать, но ноги отказали, и я растянулась на полу. Перед глазами вдруг замелькали яркие вспышки, будто я смотрела на костёр... А потом меня накрыла темнота...
...
Когда я открыла глаза в следующий раз, в окно ярко светили лучи Красного Окхари. Я в чужой исподней рубашке лежала на кровати — той самой, где в последний раз видела Прола. Осознав это, я в ужасе вскинулась, но голова закружилась, и я упала на пол.
Услышав шум, в комнату вошла хозяйка. Она была всё в том же чёрном платье с юбкой-колоколом.
— Проснулась, — сказала она, глядя на меня с порога. По её лицу нельзя было ровным счётом ничего прочитать. Оно стало невыразительным и замкнутым, будто ствол дерева, с которого содрали кору.
— Где... Прол? — спросила я, с трудом ворочая языком. Всё тело было будто не моим.
— Я закопала его в садике за домом, — сказала хозяйка.
— Спасибо, — едва слышно проронила я.
— Поплачь, — приказала хозяйка.
Я отвела сухие глаза:
— Не могу.
Женщина по-прежнему стояла в дверях, не делая даже шага ко мне.
Подняв руку, я с удивлением увидела, что при падении разбила локоть, но боли не чувствовала.
— Почему мне... не больно? — с трудом спросила я.
— У тебя случился припадок, и я дала тебе настойку. Не бойся, скоро чувствительность вернётся.
— Припадок? — повторила я, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить, но ничего не получилось. — А... как это? Что я делала?
— Билась на полу, кричала, что отдать Пролу какое-то зерно, — ответила она бесстрастным голосом.
Ухватившись за кровать, я поднялась с пола и села на её краешек. Стоило повернуть голову, как комната начинала раскачиваться из стороны в сторону.
Удивительно, что в припадке я сама не раскусила зерно яхменя. Видимо, желание жить было во мне так сильно, что даже не контролируя себя, я не сжимала зубы достаточно сильно.
— На всякий случай я сунула тебе в рот кляп побольше, — будто прочитав мои мысли, произнесла хозяйка.
— Откуда у вас настойка? Вы колдунья? — спросила я.
— Нет. Настойка осталась после мужа. Он болел, — помолчав, женщина добавила: — Я принесу тебе одежду.
Развернулась и вышла из комнаты.
Я поднялась на ноги, подождала, пока комната перестанет раскачиваться, и сделала несколько неуверенных шагов к двери. Ноги были слабыми, колени дрожали, но больше я хотя бы не падала. Придерживаясь за стену, вышла из комнаты и направилась в хозяйскую половину. В доме всё было перевёрнуто и разбито, однако женщина уже успела прибраться и смести мусор в углы.
Я подумала, что мы с Пролом принесли в её, и без того безрадостный дом, несчастье.
Женщина вышла мне навстречу, держа в руках длинное бледно-зелёное платье. Заведя меня в комнату, она помогла надеть его и завязала шнуровку на спине. С вырезом лодочкой и широкими рукавами по локоть, платье оказалось сшито будто на меня и однозначно не принадлежало хозяйке; но спрашивать, чьё оно, я не решилась.
— Тебе есть к кому поехать? — спросила женщина.
— Да, — ответила я, подумав, что ещё успеваю на дилижанс до Сеншая.
— Тогда уезжай, — сухо сказала хозяйка.
— Мне не на что ехать, — призналась я. — Все сбережения были у Прола.
— Я дам тебе цератов.
Я вспыхнула, готовая целовать ей руки:
— Спасибо! Как приеду в...
— Меня не интересует, куда ты проедешь, — перебила женщина, и в голосе впервые прорвались эмоции.
Я поняла, что она боится меня. К этому чувству примешивалось что-то ещё, чему я не могла дать определение. Наверняка упрекает, что я не разбудила Прола и спаслась одна. Мне захотелось оправдаться, захотелось, чтобы она узнала, что он не был моим мужчиной, а я не была его женщиной. Случайные попутчики, которых судьба ненадолго свела вместе.
— Я всего лишь возвращаю лишние монеты, — опять безэмоционально произнесла женщина. — Вы заплатили за три дня, а прожили один.
«А прожили один», — мысленно повторила я и поняла, как глупы и беспомощны будут мои оправдания.
— Спасибо за платье, — сказала я.
Женщина ничего не ответила. Я подумала, что мне больше незачем оставаться в её доме. Лучше пойти к ратуше и подождать дилижанс там.
— Тогда я пойду, — произнесла я.
— Поешь перед дорогой, — предложила она.
Стоило лишь подумать о еде, как перед глазами возник котёл с кипящей водой и плавающие там куски варёного мяса с костями. К горлу подкатила тошнота. С трудом сглотнув комок, я сказала:
— Спасибо, я не голодна.
Женщина кивнула:
— Я провожу тебя к ратуше. А то ещё упадёшь по дороге.
Я натянула сапоги, хозяйка прикрепила на пояс кошель, и мы вышли. Дверь оказалась сломана и валялась на земле. Хозяйка подняла её и поставила, перекрыв вход в дом. Я молча наблюдала за ней, избегая смотреть в сторону, где вчера был костёр. Но то место против воли притягивало взгляд. Даже не желая, я всё равно видела чёрный бок стоявшего на земле котла. Он напоминал огромного чёрного паука, подобравшего лапы.
Закончив с дверью, хозяйка кивнула мне.
— Возьми меня под руку, путь до ратуши не близкий, — сказала она.
Я послушалась и мы вышли со двора. Город жил своей обычной жизнью. Завидев нас с хозяйкой, многие как ни в чём не бывало здоровались. Никто ни о чём не спрашивал.
«Неужели им не хочется знать, что вчера случилось у неё во дворе? — думала я. — Неужели никто из них не леденел от страха, слыша крики Прола? Что за город такой странный и равнодушный? Кажется здесь все уже умерли и теперь по улицам ходят только их набитые водорослями тела».