— Я слышал, этот лес волшебный, — осторожно произнёс Деган.
Брат расхохотался густым баском:
— Стэф, я тебя умоляю! Это всего лишь деревья, трава и камни. Что они могут сделать нашим воинам?
— Наверняка там есть и дикие звери, — заметил Деган, вспомнив брукозавров, которые гнали его словно дичь. Если бы не появилась рыжуля и не спасла от них, он вряд ли сейчас разговаривал бы с императором.
Зиг посмотрел на него со снисходительной улыбкой.
— Спасибо за заботу, — сказал брат. — Но я и не собираюсь соваться в лес с бухты-барахты. Завтра Жемель поедет в Сеншай, заберёт у продавца пленников из Свирх, и они всё мне расскажут о своём лесе и ловушках, которые могут нас там ожидать.
Деган пристально вгляделся в лицо брата.
— Ты... — полувопросительно начал он.
— Я купил их всех, оптом, — сказал император.
Оптом. Значит, лесных завтра привезут в Будру. Всё же, есть ли среди них рыжуля? Этот вопрос затмевал для Дегана все остальные.
— К тому же, меня напрягает строптивость этого мелкого племени, — добавил Зиг. — Видел бы ты их, когда они приезжали ко мне во дворец. Ничего собой не представляют, а спеси на целую империю. Пора уже завершить то, что начали наши предки: род Свирх должен быть уничтожен и никак иначе!
Зиг резко взмахнул рукой, будто отправлял воинов в атаку, и облил халат вином. Выругавшись, он смахнул с себя капли. На синем шёлке красное вино казалось чёрным.
Немного помолчав, Зиг уже более спокойным голосом произнёс:
— Кстати, у меня к тебе ещё просьба: съезди завтра в Сеншай, присмотри за Жемелем.
Деган вопросительно поднял брови. Как и многие правители, побыв у власти, брат начал подозревать каждого второго в измене. Он поручал придворным следить друг за другом, наушничать и писать кляузы не хуже тех, которыми был набит саквояж провокатора.
— А что не так с Жемелем? — спросил Деган.
Зиг неопределённо повёл плечами.
— Слишком безупречен? — с улыбкой продолжал выпытывать Деган.
— Просто последи, — вернул улыбку брат. — Само собой, на расстоянии.
Если бы требовалось составить Жемелю компанию в покупке лесовиков, Деган бы точно отказался. Они сразу опознают в нём раненого охотника, и в планы Дегана не входило, чтобы Зигу сообщили, чьей рукой был убит Зойдак. А на расстоянии чего бы не понаблюдать? Тем более, появится возможность увидеть лесовиков и узнать, есть ли среди них рыжуля? Если есть, он попросит брата отдать ему лесную дикарку в качестве оплаты за услуги. Это не должно вызвать у Зига подозрений.
Деган почувствовал, как на душе становится веселее. Пока всё складывалось очень даже в его пользу.
— Можешь быть спокоен: малышка Жемель будет находиться под моим пристальным вниманием, даже не подозревая об этом, — ответил он Зигу.
Брат удовлетворённо улыбнулся:
— Спасибо. Может, тебе что-нибудь требуется?
Деган пожал плечами:
— Пока вроде нет.
— Мне вскоре должны по морю привезти несколько гайлинских скакунов. Приходи посмотреть, может подберёшь себе.
А вот это было весьма кстати. Гайлинские кони, кроме всех прочих достоинств, прекрасно поддавались дрессировке. Тот, которого съели в проклятом лесу брукозавры, тоже был гайлинским, и Дегану его теперь очень недоставало.
— Обязательно приду, — сказал он брату, встав с софы, и поставил кубок на стол.
Встрече подошёл конец.
__
*Хован — глава, объединяющий кланы у степняков.
Глава 30
За последние дни я увидела столько городов, что все они перемешались у меня в голове, и казалось, будто я уже везде побывала. Сеншай напомнил Будру — такой же громкий, многолюдный, душный, требующий всё новых и новых развлечений.
Единственным отличием было то, что тут везде на улицах готовили еду. На углах стояли небольшие жаровни, где пекли лепёшки, которые раскатывали тут же на больших круглых листах; либо катали коржи, начиняли их мясом с лучком, сворачивали, защипывали края и варили в жирах до пузырящейся румяной корочки; либо нарезали тесто на длинные полоски, кидали в кипящий бульон и добавляли всякие коренья и душистые порошки. Над улицами витала смесь запахов, от которой кружилась голова, а желудок сжимался от голода.
Покидая Азамгат, я была уверена, что больше никогда в жизни не заставлю себя проглотить хотя бы ложку еды. Однако за время пути успела проголодаться, и вид булькающей в котелках лапши с кореньями уже не вызывал у меня отвращения. Стыдно, но потребности живота победили скорбь от смерти Прола.
Задержавшись возле одного из котлов, я попросила еды.
— Два церата, — сказал продавец, и на его смуглом лице сверкнула белозубая улыбка.
Я достала из корсажа платочек, в котором хранились мои скромные сбережения и отсчитала два церата. Монеты тут же исчезли в ловких пальцах торговца, будто их не было — клянусь духами Леса, я не видела как он убрал их в карман или ещё куда! Уже в следующее мгновение торговец выхватил из стопки глиняную чашку грубой работы, плюхнул в неё из котла лапши с кореньями, залил дымящимся бульоном и протянул мне. Ложка не полагалась.
— Скажи, где тут рынок рабов? — спросила я, решив, что такой удалой малый должен всё знать.
Глаза продавца задорно блеснули. Налегая на букву «о», он спросил:
— Хочешь мальчика для забав купить?
Смутившись под его дерзким взглядом, я пробормотала:
— Я не для себя...
Чем ещё больше развеселила продавца.
— Зачем тебе раб? Давай со мной, сама узнаешь, свободные лучше.
Торговавшие рядом лепёшками, увидев моё смущение, присоединились к насмешничеству. Сальные взгляды скользили по моему лицу, плечам, груди и рукам. Совсем смешавшись, я торопливо выпила через край остывшую похлёбку и, швырнув продавцу пустую чашку, поспешила скрыться в толпе.
— Постой! Моя Госпожа! — со смехом крикнул продавец мне вслед.
— Иди к Хуну, — пробормотала я.
К счастью, не все оказались такими уморительными шутниками. Один горожанин рассказал мне, как пройти к невольничьему рынку. Он тоже в разговоре выделял в словах букву «о», видимо это особенность говора местных. От горожанина я также узнала, что рабов похуже выставляют возле шатров работорговцев, а самых красивых и сильных продают с помоста, установленного посередине площади. Там они и стоят в два раза дороже.
Рынок оказался оцеплен стражами, которые были вооружены копьями и держали деревянные перегородки в половину своего роста из плотно подогнанных друг к другу досок. Пройти на рынок можно было только в одном месте, как раз туда и текла неспешно людская река. Вход оказался платным, стоил один церат. Пересчитав оставшиеся у меня монеты, я совершенно расстроилась: всего три! Теперь я жалела, что потратила два на еду — могла и потерпеть, не умерла бы. А в особенности жалела, что не воспользовалась предложением хозяйки дома и не поела перед дорогой.
Я прошла вдоль оцепления, выискивая лазейку, через которую можно было бы пролезть на площадь, но как раз для таких как я, заслоны и поставили. Смирившись, я выстояла большую очередь, заплатила церат за вход и, наконец, оказалась на площади.
Здесь было свободнее, чем на улицах, хоть и не намного. Посередине действительно возвышался деревянный помост, с которого торговали людьми. Протиснувшись ближе, я пристально осмотрела рабов, но своих друзей среди них не увидела. От помоста лучами расходились ряды шатров, перед которыми стояли продавцы и крикливыми голосами зазывали к себе купить живой товар. Там же были сцепленные одной цепью рабы. У каких-то то продавцов они стояли одетыми, у других — почти голыми, в одних набедренных повязках. Длинные волосы девушек были распущены и они стыдливо пытались прикрыть ими груди. Мужчины, женщины, дети — у всех на лицах застыли печаль и покорность. Видимо их везли сюда издалека, и они уже настолько устали, что смирились со своей участью. Дети жались к ногам взрослых, испуганно глядя на проходивших мимо людей. Едва завидев нового покупателя, продавцы начинали громко расхваливать свой товар.