Он был уже сильно под хмельком. Черные космы волос торчали и путались. В руке он держал ковш с вином.
— Эй, боярское отродье! Попробуй зеленого винца! Последнюю ночку тебе доживать. Завтра тебя на осину! Не пали в добрых молодцов, в лихих парней!.. Пей, что ли…
Князь молча отстранил ковш. Вдруг с громким плачем и причитаньями Аннушка рухнула в ноги брату.
— Братец родимый! Голуб мой сизокрылый!.. Помилуй сестренку свою несчастную, сиротку бедную. Отпусти меня из лесу, от дел душегубных. Пойду я во святую обитель — грехи замаливать… Много на тебе крови людской, много крови неповинной! Все замолю слезами кровавыми, поклонами ночными, постом неустанным, веригами тяжелыми! Отпусти, братец желанный! Не дай душе погибнуть!
Разбойник отшатнулся, выронил ковш и с изумлением смотрел на сестру. В грубых чертах его промелькнуло, как луч в тучах, светлое что-то.
— Ты никак рехнулась, Анютка! Куда пойдешь-то? Аль ты забыла, чья ты сестра? И сам бы я тебя давно отпустил, да заклюют тебя все, как злые вороны. И в обители во всякой, чай, про Андрея Голована слыхали. Полно тебе реветь! Видно, уж у нас с тобой доля такая…
— Отпусти, Андрей! — молила девушка. — Вот князь боярское слово дает меня соблюсти. Вклад за меня внесет, своим княжьим словом покроет. Отпусти меня с князем! Господь тебе за это сторицей воздаст. Замолю твои грехи великие перед небом! — повторяла Аннушка.
Голован ушам и глазам не верил. Он переводил свои дикие глаза с князя на сестру и обратно Затем начал ерошить левой рукой копну своих волос, крякал, сопел… Слышалось рыданье Аннушки, из-за полуотворенной двери доносилось пение охрипших голосов.
— Андрей! — сказал князь. — Вот тебе крест святой, что охраню сестру твою и доведу до обители и устрою… Все сделаю, коли меня отпустишь и рану свою мне простишь…
Глаза разбойника при воспоминании об обиде вспыхнули. Он гневно уставился на князя и хотел закричать…
— Брат! Андрей! — завопила девушка. — Вспомни, какая ночь сегодня великая! Господь наш Христос родится!.. Ради Него, Святого Младенца, ради Его Матери, прости князю кровь свою! Велик на земле праздник! Ангелы в небесах радуются… А ты?.. Загляни в душу себе! Грех! Грех!
И она опять упала перед ним на колени. Разбойник вздрогнул, побледнел, взглянул на образ. Его затуманенным глазам представилось, что святой лик с иконы грозно смотрит на него.
— Возьми ее, княже! — вскрикнул он. — Спаси хоть одну душу невинную, а моя пропадай-пропадом! Отпускаю тебя!..
— Что-то больно ты на свой кошт щедр, атаман! — раздался хриплый голос кривого есаула. — Ведь не ты один боярина-то полонил. Да и сестру-то не ты один поил-кормил да берег. Не след ей становище бросать. Мало ли нас, добрых молодцов, лесных бродяг здесь? Честным пирком бы да и за свадебку! Чем не женихи? Ну, хоть я в первую голову… Верно, ребята? — обратился он к нескольким разбойникам, вошедшим за ним.
— Верно! Знамо, верно! И боярин наш, и девица наша! — загалдели те. Видно было, что ватага сильно пьяна. Все были красны, пошатывались. Никто не боялся строгого атамана: напротив, некоторые припоминали его обиды, колотушки. Лезли еще молодцы, слышались злобные угрозы, брань. Голован попятился. Он знал своих, умел их порой приструнить, голову разбить, обругать… Но теперь хмель туманил всем головы. Могли и его, и сестру, и князя совсем укокошить.
— Тише, вы! — закричал он, и освещенные лучиной бороды, красные лица, кафтаны, ножи остановились и отодвинулись. — Нешто я, ребята, без вашего согласия пустить хотел? Знамо, круг бы собрал. Подождите до завтрева; там покалякаем, пораздумаем. Вино-то осталось, что ль? Идем, выпьем еще, ребята!
— Чего уши развесили? — дерзко перебил его есаул. — Ишь дураков нашел, верь ему! Ночью-то выпустить их, да и сам еще удерет в обитель-то! Шалишь!..
Разбойники загалдели опять. Но Голован, побледнев от ярости, бросился на есаула. Раздался удар ковшом, и с окровавленным лицом есаул грохнул на пол… Все шарахнулись в сторону от бешеного крика атамана.
— Вон!.. До завтрева, — сказал ведь!..
Изба мигом опустела… Андрей утер пот с бледного лица и сказал насмешливо:
— Улетели воронье! Много таких-то!.. Слушай, боярин, это я так только для отводу сказал про завтра-то. А надо вам сегодня удирать… Выведу я тебе «Серого» твоего, как энти-то оболтусы перепьются да сон их сморит. Дорогу-то вот запомни… Сверни по шляху налево, а потом…
И он начал подробно объяснять князю, где ехать. Аннушка тем временем, крестясь, всхлипывая и смеясь в одно время, собиралась в дорогу.
— Эх, боярин, — прерывая сам себя, воскликнул Голован, — и жалко же мне сестренку-то! Хошь с ней порой душу отведешь… А теперь и вовсе запью да забуйствую!..