И ещё он — творение труда. И если человек — настоящий человек, он будет работать до последних сил, потому что только в труде он чувствует себя полноправным человеком коллектива. Если человек потерял способность трудиться, потерял возможность быть в коллективе или хотя бы чувство участия в жизни коллектива — он уже не человек, ему пора уходить из жизни.
С нетерпением жду, когда снова начнется учебный год, снова я вернусь в коллектив, вернусь прежней, такой, какую знали меня.
Иногда думаю: наверное я бы и без В.Г. нашла в себе силы войти в прежнею колею. И тут же мысль: не храбрись и не хвастайся, искала ведь эту силу в себе, ну и не нашла. И не найдешь, потому что её нет. Слишком долго он жил со мной в моей душе, слишком прочно прирос к ней. Мне уже не оторвать. Ну и пусть живёт. От этого нет никому никакого беспокойства, и не должно быть, а мне радостно.
Удивительно, насколько успокоилась, укрепилась нервная система. К моей великой радости, даже приступ радикулита прошёл без уколов и довольно быстро.
Как-то я буду чувствовать себя в новом учебном году? Раньше к думам о В.Г. никогда не примешивалась горечь. Он всегда жил во мне приветливый, доверительный, уважающий, тёплый, такой, каким он был в школе по отношению ко мне и каким был в ту последнюю беседу.
А сейчас стоит только появиться мысли о нём, как сейчас же всплывает горечь от незаслуженной обиды, от незаслуженного недоверия. И пока эта горечь оказывается сильнее часто доброго чувства к нему.
Нет, я больше постараюсь не обращаться к нему ни с чем. Не хочу больше сводить его с руководящей высоты. Может быть, это ему неприятно и не нужно.
Если нужна ему душа человека, пусть не для него лично, пусть сам сойдёт. Вот тогда и горечь исчезнет в душе, тогда и опора он будет мне настоящая до конца дней моих. Я его считаю другом своим, самым близким и родным, а ему, может, нужен такой друг, как в Петров день варежки. Чего я буду навязываться со своей дружбой? Ну пусть мне будет трудно и одиноко…. Такая уж моя судьба. А может в душе и пересилит его доверительное отношение ко мне в последнее время чувство горечи. Пока я ничего не знаю и не хочу копаться в душе. Как будет, так пусть и будет. Успокоилась и хорошо. Самое главное, что я стала прежней и сильной. Всё таки я заставила его повоевать за себя для других.
Постараюсь, делать так, чтобы мне больше не столкнуться с его недоверием и неуважением.
Узнала, что приехала новая химичка, и что-то словно в сердце кольнуло. Вот когда я только почувствовала, что уже своё отработала, и мне уже есть замена. Ну, ещё год-два буду работать, а потом надо будет всё равно уходить из школы: не хватит часов. Грустно так на душе. Всё-таки с ребятами быть очень интересно и не стареешь. И зачем только эта пенсия человеку, полному сил, энергии и работоспособности!
Пенсионер…. Фу, слово-то какое противное! «Ушла на заслуженный отдых», «Проводили на заслуженный отдых». Что значит отдых? Лежать в постели сколько угодно? Слоняться без цели из угла в угол? Или без цели созерцать окружающий цветущий, ликующий, звенящий, кипучий мир и думать, что тебе тут уже нет места? Что значит «отдых»? я не понимаю и не хочу такого отдыха.
И пока будут силы, я буду не созерцателем, а участником этой кипучей жизни. Буду там, где буду нужнее. Для человека, желающего дела, оно всегда найдется. Сейчас просто удивляюсь, как это я могла думать об уходе из
Дурра, стоеросовая дурра! А ещё, говорят, умная…. Поставила себя в зависимость от кого-то. Зачем это тебе? Где твоя гордость и самолюбие? Принесла в жертву своему чувству? Значит, оно оказалось сильнее твоих убеждений? Ты ли это, Колотова Анастасия Николаевна? Просто невероятно!
И как ты дала развиться мысли о самоубийстве? Ох, дура….
Жить, жить независимо, не быть ничьим рабом, ни от кого и ни от чего не зависеть.
Душа…душа должна принадлежать всем людям.
Нет, больше я не позвоню, не обращусь ни с чем, не напрошусь на беседу. Хватит гнуть своё человеческое достоинство. Нужен человек, нужна душа, пусть сам сойдет ко мне. Не сойдёт и не надо. Ох, сколько горечи и сколько обиды в душе!
И всё-таки я прежняя со всеми своими убеждениями.
Дети…. Я иногда ловлю себя на мысли, что слишком мало думаю о них. Они всегда рядом, я быстро реагирую на все их отклонения от нормального на мой взгляд поведения, забочусь о том, чтобы их одеть и накормить, но всё это ничуть не занимает всех моих мыслей и действий. Нет, я просто не способна жить только ради детей, своих детей. Петя иногда упрекает, что я больше думаю о чужих детях, чем о своих.
Я просто не делаю различия между своими и чужими детьми. Я постаралась, насколько было это в моих силах, создать своему потомству нормальные условия жизни. Вот они и растут здоровые и нормальные человеческие души.
25-26 августа была на конференции. Очень хотелось поговорить с В.Г., отвести душу, зарядиться на новый учебный год. Это я ему и сказала. А он: «Еду в совхоз», «А завтра?», «Скажу позднее». А позднее: «Еду в Ижевск». Ну почему не сказать бы прямо, что нет настроения говорить? Разве бы я не поняла? Не всегда бывает настроение к такому разговору, как последний. Вот опять побоялся сказать правду. А я даже записала для себя, о чём говорить, чтобы не забыть. Вот тебе «когда угодно», вот тебе «окажу поддержку» и вот «благодарен». Ничего этого нет и не будет. Вот и ещё рассеялась одна иллюзия…. Обидно и горько…. И Авы нет….
Нет, не будет больше, видимо, у меня задушевных друзей, и не я в этом виновата. Вместо душевной зарядки порванные с досады и обиды листки записей.
«Вы с таким остервенением рвали вчера бумагу, что меня так и подмывало спросить: «Уж не любовь ли вы свою так рвёте. Были бы вы помоложе, я, наверное, так бы вас и спросила», — сказала мне на другой день Сагида М. (в интернате койки наши рядом стояли). Я смолчала. А я действительно не то, чтобы рвала, а просто, наверное, прощалась с ней. Была она моей радостью долгие годы, но судьба заставила сполна заплатить за эту радость. Теперь мы с ней квиты.
Горе и радость всегда идут рядом. Ну что ж. это и составляет жизнь человеческую. И если я могла глубоко чувствовать и радость и горе, значит я человек в большей степени, чем кто-то другой. И гордиться я этим должна и быть им.
И всё-таки к В.Г. сохраняется тёплое чувство и какая-то просто нежность: эх ты, чудо-юдо рыба-кит, хоть ты и руководитель, и мужчина, а я и сильнее, и смелее, и ничуть не глупее тебя, хоть и рядовая, и женщина. Сознание этой силы и будет поддержкой мне в жизни. И мысль: «Стоит ли жить?» больше не появляться. Ну и слава богу. На остановке сегодня по приезду из Глазова встретили меня мои сынки и муж. Соскучились. Ждали. Вот твои настоящие друзья, Ан. Ник., и нечего искать других.
Раньше я жила мыслью, что В.Г. уважал меня больше, чем кого-либо другого, доверял больше, чем кому-либо другому, ценил больше, чем кого-либо другого. Потом я узнала, что ничего этого нет. И мне стало тяжело….
Сейчас я буду жить мыслью, что только по отношению ко мне такой солидный руководитель поступал совсем не солидно…. И это меня радует и успокаивает.
Всё вошло в свою колею.
Чёрт дёрнул тогда нашу парторганизацию рекомендовать меня к награждению, а потом и меня сунуло в директорскую как раз в тот момент, когда Сагида М., наш секретарь и/о, говорила по телефону:
— Ну, хорошо. Тамара Молода мало работала, не подходит. А тут-то почему вы против? — убеждала она кого-то.
— Кого это вы так убеждали и в чём? — спросила я её.
Она рассказала:
— Ну и что же они ответили, почему я не подхожу?
— Ничего не ответили. Не подходит и все, сказали. «Ну уж это не знаю, что у них в коллективе делается» — сказал В.Г… А что у нас особенного делается? — возмущалась Сагида М.
Я бы никогда и не подумала, что достойна какой-то награды, не услышь бы этот разговор.