Нет ничего тяжелее и труднее, чем необходимость наказывать человека. Но преступника надо наказывать, наказывать во имя того, чтобы не было преступлений.
«Убьют». Что же, не исключено и это. Может трезвый побоится сделать это, а пьяный может. Недаром говорят, что пьяному море по колено. Я не боюсь умирать за дело, за идеалы, которым служу, пусть это может быть, и сказано громко.
К злу я никогда не буду равнодушна, как и к добру.
Ненавижу равнодушие и никогда не перестану осуждать его!
Как все-таки дико порой люди устраивают свою жизнь! Ясной, тёплый, солнечный, первый по-настоящему весенний день будит радость в душе, а тут — преступления. И о них надо писать и говорить. Что же, солнце ведь тоже своими лучами неумолимо сосёт снег, сгоняет его безжалостно с земли, чтобы могла дать она свежую, молодую и красивую зелень, вдохнуть жизнь в готовые принять, её ещё совсем, будто неживые древесные почки.
Какие замечательные слова:
«Истинная поэзия появляется в мыслях, в словах и в делах человеческих тогда, когда человек принимает в свою душу и берёт на свои плечи заботу о других людях, об их надеждах, об их счастье, об их благополучии». И ещё: «И я бы добавил: чем прямей и деловитей говорят люди, чем откровенней идёт речь о необходимых нашему обществу земных, практических делах, тем больше в этом поэзии».
К. Симонов «Немного о поэзии…» («Правда» от 7 апреля 1971 г.)
Вчера пришёл ко мне Арасланов Равиль, пришёл просто почерпнуть где-то уверенности в себе.
Мучается, что не может трудиться в полную силу, что, теряет интерес к работе.
Неожиданно рассказывает всю свою жизнь.
Вот заглянешь так в душу человека и совсем по-новому начинаешь смотреть на него.
Рассказывает:
«Пришёл я к Вале (его вторая жена), а сын уже большенький. Я сначала никакого внимания не обращал на него, даже не думал, что это мой сын, а он: «Папа, папа». Только когда тёща сказала: «Да больно ты ему нужен», — я спросил его: «Чего тебе, Володя?». А он взобрался ко мне на колени и всё со мной. Так потом у меня на груди и уснул. И тут у меня вроде, что в душе перевернулось. Теперь вот плачу на него алименты, вижусь с ним, признаю его своим сыном и мысли нет, чтобы не платить на него».
Равиль живёт с третьей женой, у них четверо детей. Живут, говорит, дружно. «Вот приходите к нам, посмотрите, как живём. Познакомлю вас с моей женой», — приглашает он.
Расстались друзьями. «Сразу легче вроде на душе стало», — как-то благодарно говорит он.
Просит помочь разобраться во всех его делах.
Ох, как трудно будет убедить его, что во многом и он сам виноват, убедить осторожно, не разбередив души, которая так доверчиво открылась тебе.
Ко многим сходить, со многими поговорить, чтобы сказать, в чём он прав и в чём неправ.
Какое-то материнское чувство появляется ко всем вот этим взрослым людям, что идут ко мне за помощью и поддержкой, идут за советом и чем больше их идёт ко мне, тем большая ответственность ложится на меня за их душевное спокойствие, за создание лучших условий для труда и быта.
«Очерствел душой, общаясь с людьми», — вспоминается ещё. Как можно черстветь душой, общаясь с людьми! Не понимаю. Непостижимо это просто для меня.
Часто вспоминается прошлое. Удивительным просто сейчас кажется, что представишь себе вот так человека, чуть ли не богом сделаешь для себя, а заглянешь, потом к нему в душу и ничего-то ты не увидишь в ней. Думаешь, ради чего живёт на земле человек, если он от людей черствеет?
Удивительно, как верно состояние души человека, его желания и тревоги передают сновидения!
… Я иду в группе экскурсантов по московской улице. Мне легко, свободно, хотя я плохо одета и невзрачно выглядит мой костюм, как и я сама, повязанная белым платком вкруг головы.
И вдруг я в группе замечаю В.Г., я прячусь за спины людей, боюсь, что он заметит меня, такую неприглядную и просто одетую. И мне хочется, очень хочется, чтобы его тут не было, чтобы он куда-нибудь ушел. Мне тяжело в его присутствии.
Такой ясный сон, как будто всё это происходило наяву.
Должно быть, это отражение твердого решения:
«Не надо мне больше видеть его».
Уже всё прошлое представляется чем-то незначительным и ненужным.
А в душе царит весна. Она поёт, ликует, вливает бодрость и душевную силу. И всё это в день, когда дождь размачивает только что показавшуюся землю, старается поскорее убрать остатки сникшего снега, чтобы расчистить путь новой жизни, скрытой матерью — землей, жизни, которую она скоро вспоит и вскормит. И расцветёт она на радость всем живущим и мощную силу духа вольёт в человека.
Вторую в жизни переживаю я настоящую весну.
Давно уже вынашиваю я мысль работать в «Удмуртской правде» (разъездным корреспондентом), а сегодня мне пришла мысль добиться через редакцию газеты права бывать в трудовых коллективах республики, парторганизациях республики. Какой бы богатый материал был бы у меня для моей будущей книги, будущих статей в газете! Я же хорошо знаю школьную жизнь.
И редакция предоставит мне такое право. Обязательно! Что это, опять предвидение? Нет, Просто человек может добиться всего, если он добивается не для себя лично, а для людей, и если у него есть сила воли и настойчивость.
«Не для себя лично». Но это ведь и для меня лично интересно!
Не пропали бесследно мысли Н.Г. Чернышевского о «разумном эгоизме». Это ведь его мысль стала и моей мыслью: «Человек тогда только по-настоящему может чувствовать себя счастливым, если он добивается счастья для других. Через борьбу за счастье других, он добивается счастья, ощущения полноты и радости жизни для себя».
Я радуюсь, я счастлива, если мне что-то удаётся сделать для людей.
Сейчас у меня на очереди Арасланов Равиль. Помочь ему.
«Общаясь с людьми, зачерствел душой». И это вещает человек, руководитель, поставленный для того, чтобы можно было больше сделать для людей? Какая несправедливость!
Я уверена, что в будущем у руководства, у партийного в первую очередь, будут стоять люди, у которых будет больше, чем у других, чувство и стремление сделать как можно больше для как можно большего числа людей. И это будет торжество справедливости.
Такой руководитель не будет думать, ни о каких жизненных благах для себя, больших, чем их имеют рядовые труженики.
Зима пробует взять реванш, но солнце всё сильнее и сильнее пробивает мутную пелену на небе, как во все большем и большем числе людей пробивает себе дорогу сознание необходимости жить в мире. Скоро, очень скоро солнце засияет над землей, как мир и безопасность народов над Европой, и сразу далеко в прошлое отодвинется война, как что-то ненужное и противоестественное. В жизни человеческого общества тоже начнётся весна с её теплом, радостью, счастьем, а потом наступит лето, и будет продолжаться оно бесконечно, благодатное, полное созидания. И появятся города под прозрачными крышами — светлые, чистые, богатые зеленью и свежим воздухом. Люди упрячут транспорт, в них глубоко под землю и вместо правил уличного движения будут изучать правила культурного поведения на улице. Как нечто обязательное для всех граждан. А земля, наша кормилица — Земля, щедро отдаст все богатства свои людям, и в полях — теплицах претворится в жизнь мечта человечества — вырастить два колоса там, где рос один, нет уже не два, а больше. И пьянство, как наихудшее зло из всех зол, канет в вечность, навсегда исчезнет из жизни людей. Они будут только читать о нашем времени и говорить: «Надо же, какими дикарями были люди, что стремились превратиться в животных, хоть на какое-то время, пусть ненадолго, уничтожить разум человеческий — высшее творение природы. И ещё будут говорить люди будущих поколений, о нашем времени, как о времени, о веке, положившем начало новому обществу, навсегда избавившему мир от всех эксплуататорских систем.
О, я горжусь, что живу в двадцатом веке, веке, полном величайших человеческих свершений и перемен, таких, какие никогда ещё не было на земле среди человеческого рода.