С корреспондентом договорились опубликовать мою статью с его добавлениями под двумя фамилиями: его и моей. Домченко попросил побывать у Равиля и поговорить с ним. Иду. И Равиль, и его жена Поля приветливо встречают меня. Я рассказываю Равилю о приезде спецкора и учу его тактическим приемам борьбы за правду со злом и несправедливостью:
— Равиль, вот если бы все письма, которые ты посылал в разные места вынести на обсуждение коллектива рабочих, рядовых рабочих, поддержали бы тебя?
Равиль после небольшого раздумья отвечает:
— Поддержали бы.
— А точно ли ты уверен в этом? Видишь ли, за правду бороться — нелёгкое дело. Всегда надо чувствовать за собой поддержку коллектива. Если нет этой поддержки, пусть ты и прав, надо временно отступить. Выждать. Доказать сначала своим товарищам свою правоту, заручиться их поддержкой, а потом снова пойти в наступление. Борьба за любое дело имеет общие законы.
— Брошу я все это. Пошли они к чертям. Буду молчать, как все остальные.
— Ну вот, это уже не по-нашему. Молчать — значит признать себя побеждённым, признать неправым. Вот тебе стукнули немного, ты и сдался. Борьба есть борьба. Если вступил в неё — знай, что может и попасть. А ты не сдавайся. Главное — очень следи за своим поведением и необдуманно не говори. Сейчас за тобой будут следить за каждым шагом. Ты очень вспыльчив, можешь нагрубить, обругать человека. Ни к чему это.
— Правда, правда, — добавляет жена, — он и дома такой же.
— Вот видишь. Ты, конечно, можешь молчать. Но ведь так неинтересно жить.
— Уеду я куда-нибудь.
— Это от четверых детей-то уедешь? Нет, не дело это. Если бы ты был неправ, другое дело, а то прав и будешь сдаваться? Что же, разве нет никого, кто бы поддержал тебя?
— Да они сами же мне говорили: «Правильно, Равиль, надо об этом написать».
— Говорили, а как стали тебя обсуждать, смолчали?
— Ну да.
— А ты в таких ситуациях не сразу кидайся писать. Есть у нас такие. Кто-то бы за них сделал, кто-то бы сказал, а они бы в сторонке остались. Главное, Равиль, не отрываться от товарищей. Будут потом тебе говорить, обвинять — ты прямо указывай на тех, кто советовал тебе писать: «Ты ведь тоже говорил? И ты тоже. Почему сейчас молчите?» Заставляй себя поддерживать, если они сами боятся рта раскрыть.
Без поддержки коллектива ничего не добиться, если даже ты и прав.
Доказываю Равилю на примере нашего «Устного журнала», в котором он был активный участник.
Расстались по-прежнему друзьями.
Нет, в обиду его я не дам.
Сегодня у меня огромная радость: Получила письмо от Вали. Я ещё в начале мая написала ей по старому адресу и даже не надеялась, что письмо дойдёт до неё, и вот ответ. Так боюсь потерять письмо, так интересно и важно всё, что в нём написано, для меня, что я решила полностью передать его здесь.
Валя пишет:
«Милая Тасенька!
Приятно и радостно было узнать, что ты помнишь меня и мою маму. Письмо твоё всколыхнуло в памяти былое….
Москва, 1940 год, пединститут и Пермский военный период. Помнишь наши порывы юных лет, мечту нашу встретиться у стен Кремля лет через двадцать??? Вот уже и под пятьдесят нам — полвека — не мало. Ты уже и на пенсии. Сказались на твоём здоровье тяжёлые годы войны, учёбы впроголодь, а ещё помнишь, как в морозы уральские ты ходила в резиновых галошах в университет? Я всё помню, и очень бы хотела получить от тебя более подробное письмо. Помнится, у тебя было четверо сыновей. Или я ошибаюсь? Как они живут и радуют тебя? Я работаю всё там же уже 19 лет, в Молдавском институте садоводства, виноградарства и виноделия старшим научным сотрудником. Работу люблю свою, хотя уже устаю далеко ездить на работу. Имею более 70 печатных работ. Выступаю оппонентом при защите кандидатских диссертаций. Мой муж Борис тоже старший научный сотрудник в институте зоологии Молдавской академии наук. Ты помнишь, наверное, что мы поженились в Ленинграде, в аспирантуре ВИЗРа? У нас одна дочь — Алла, в честь Аллы Шелест (её-то ты помнишь? Ты ей вязала рейтузы?) Аллу Шелест люблю, как прежде. Она народная артистка, лауреат государственной премии (дважды) и сейчас работает временно в Куйбышеве главным балетмейстером. Она была у меня в гостях раз пять. Пишем друг другу, стали друзьями. У неё нет детей. Муж второй, а первый был Юрий Григорович — главный балетмейстер Большого театра (Москва). Он тоже был у меня с Аллой. Благодаря ему, бываю в Большом Театре, когда езжу в командировку. В восторге от его балета «Спартак», за который он получил Ленинскую премию. Бывал у меня и Ростропович Слава, мы хорошо знакомы, он с мировым именем, виолончелист, тоже лауреат Ленинской премии. Наверное, знакомо тебе его имя? Так, что живу искусством и наукой. По-прежнему люблю и хожу часто на балет. У меня самый близкий друг — солистка нашего балета. Она у меня, как сестра, и живёт с нами уже восемь лет. Моя дочь уже на третьем курсе (кончает его) биофака Кишиневского университета. Отличница. Хочет поступать в аспирантуру в будущем. Пока приобщается к науке — занимается биохимией животных, а конкретнее — ферментами пищеварения у тлей и медяниц. Хочет в академию после института.
Борис уже имеет двух учеников — кандидатов наук и сейчас двое у него в аспирантуре. Я же беру только студентов — дипломников. Живём мы в отдельном домике, у нас три комнаты, есть садик (вишня, черешня, персик, абрикосы, айва и т. д.), но нет удобств в доме — ванны и парового отопления. Вот, кажется, всё о моей жизни, работе, быте нашем. Мои родители бывают каждый год у меня в сентябре до ноября в гостях. Папе — 73 года, маме — 71 год. Папа занимается ногами (слышала о них?), до сих пор, слава богу, катается на лыжах, коньках, ездит сам на рыбалку на мопеде. У мамы здоровье хуже, часто болеет, повышенное кровяное давление. Живут они всё там же: город Торжок, Калининградской области.
Моя сестра Люся сейчас у меня, приехала из Москвы читать лекции заочникам торгового института и принимать у них госэкзамены. Она живёт с мужем в Москве, у них прекрасная квартира. Я всегда у них останавливаюсь во время командировки, а в Ленинграде у Аллы Шелест. У неё очень хорошая квартира на площади Революции. Родители у Аллы Шелест умерли. Она одна. У Люси двое детей. Сын Саша 18 лет, учится в МФТИ (Московский физико-технический институт, готовит научных работников для институтов). Дочь кончает пятый класс, зовут Светой. Её со второго класса перевели сразу в 4-ый, ей 10 лет, а она в 5-ом классе. Очень развитая физически и умная девчонка. Муж Люси — физик, старший научный сотрудник в институте, а она — доцент в заочном институте народного хозяйства, учит работников торговли, работой довольна. Я поддерживаю связь с Тосей Наговицыной, помнишь ли её по Перми? Она — заведующая отделом в Московском отделении ВИРА. Имеет двух сыновей, один ходит в садик, другой в третий класс, с мужем разошлась. Больше ни с кем из Пермского университета связи не имею, хотя я с тёплым чувством вспоминаю годы учёбы в Перми. Несмотря на голод и холод, много было хорошего. Молоды мы были. Сейчас огорчают всякие болячки, у меня вот радикулит. Сейчас уже месяц почти на бюллетене. Пишу тебе в постели, но уже хожу по дому. Мне очень хочется получить от тебя большое письмо. Моя мама собирается на днях из Торжка к сестре в Пермь, потом в родной Суксун, повидаться с тремя сестрами и побывать на могиле родителей.
Я счастлива, что живы мои родители.
Жду письма твоего!
Спасибо за память, за добрые слова. Целую тебя. Твоя Валя.
Может быть, мы встретимся с тобой? Приезжай!
Валя. Итак, две разные судьбы, две разные жизни, а ведь начинали вместе.
Её жизненный путь — наука. Да, мог бы быть таким и мой жизненный путь: Наука и искусство. Валя счастливее меня, потому что не пришлось ей в годы войны так же трудно, как мне. Она за спиной своей мамы могла только учиться. Я же вынуждена была, и учиться и работать. А потом эта болезнь, поставившая меня на край могилы, и работа в школе.
Что же. Я не завидую Вале. Нет, кривлю душой: немного завидую, завидую здоровой завистью. Её жизнь прошла интереснее, с наименьшей затратой сил.
Вспоминаются слова Саши: «Мама, какой ум у тебя пропал!»