Поняла, что для него я — совершенно посторонний человек, не заслуживающий его внимания. Ничего не затронуло его души. О, она крепко сковала его барством и довольством жизнью. Ну, а письмо и беседы с ним скоро забудет, забудет совсем, как начисто забыл своё безграничное уважение ко мне в бытность в Валамазе, забыл уже через два года после ухода от нас.
Да, он вежлив, тактичен, в меру внимателен к людям, не изменили ему эти качества и в отношении ко мне тогда, когда пришла к нему. Но разве мало людей, имеющих также хорошие качества? Даже ещё лучше.
Ну а письмо? Это просто средство вылить всё оставшееся в душе после ухода его из неё. Вот отправила его, и совершенно спокойна.
Да, он ушёл из души, из жизни моей, ушёл окончательно и бесповоротно. Так ли? Я не вольна была в чувстве к нему, не вольна и в уходе этого чувства. Всё это делалось как-то само собой.
Мне всё равно, ответит он на письмо или нет, даже лучше будет, если он не ответит. Тогда это будет подтверждением моих выводов. Душевное равновесие и так восстановилось. Ответ может опять всё нарушить. Не хочу. Для меня он стал просто хорошим человеком, руководителем совершенного типа.
Стала ли я беднее душой после всего пережитого? Нет. Стала ещё богаче. И жизнь сегодня снова улыбается мне и солнцем, и свежим воздухом, и изумрудом древесной листвы, и маленьким нежно бархатным темно-фиолетовым глазком, что, наверное, нарочно старается украсить мир своей красотой.
Теперь это уже история. Я смотрю на нее со стороны и осмысливаю всё. Как всё началось? Сначала была дружба. Постепенно В.Г. заполнял душу и заполнил её целиком, до отказа. Это ещё в школе.
Большое, светлое, чистое и тёплое чувство родилось в душе, чувство, которое, наверное, называется любовью, большой человеческой, всё заполняющей и всё объемлющей любовью (сейчас я уже не боюсь признаться себе в этом).
Я вполне довольствовалась его добрым ко мне отношением, большим уважением и пониманием. С отъездом его чувство не умерло. Оно жило, согревало, было эти годы. Мне всегда казалось, что он хотя изредка вспоминает обо мне с теплотой. И раз за разом я убеждалась, что этого нет, но всё не верила, всё находила оправдание каждого его неуважительного поступка по отношению ко мне. До последнего случая. Тогда я поняла, что он давным-давно начисто забыл обо мне, о своём отношении ко мне, о моём ко мне и никогда не вспоминал даже.
Его выражение: «Что ей заслуженную, что ли надо? — окончательно убедило меня в этом.
С этого началась гибель большого чувства. Отбросив гордость и самолюбие, всеми способами я бессознательно бросилась спасать его, потому, что мне с ним было легко, хорошо жить. Тут и родилось и письмо, и телефонные звонки, и всё остальное.
Чувствуй бы он тоньше, сумей бы до конца понять меня, отнесись бы сердечнее, любовь моя была бы спасена и жила бы она до конца дней моих, согревала бы и радовала меня. А он нет. Письмо прочитал «с удовольствием» и только, хотя это был крик души. И вот последний самый случай. Даже после всего он не замечает меня, как букашку, каких много ползает по земле.
Чувство умерло, может просто заглохло. Последнее письмо, посланное сегодня, уже наполовину искусственное. Просто как последняя вспышка огня. Вспыхнул и погас. Отправила и забыла даже, что отправила, и ответа не жду. Неправда, очень ждала. Теперь тело принадлежит одному человеку, а душа….душа всем людям!
Беднее я от этого буду или богаче, не знаю. Как это будет отражаться на жизни, тоже не знаю, как не знала сначала, что за пустота вдруг в душе появилась тогда и как она отразится на жизни. Странной и необъяснимой показалась она мне тогда, а сейчас уже я поняла, что так почувствовала я начало гибели моего чувства.
С ужасом думаю сейчас, что могла бы не выдержать, что могла бы рассчитаться с жизнью. И, пожалуй, радуюсь, что выстояла, что не беднее чувствую себя, а богаче. И…да здравствует жизнь! Осталось ли что-нибудь в его душе от этой истории? Вероятнее всего ничего. И он скоро так же начисто, как уважение и дружбу со мной, забудет её и не вспомнит. Стоит ли отягощать память ненужными воспоминаниями!
А я? Буду ли я вспоминать об этом? Конечно! но вспоминать так, как вспоминаю других людей, которые были мне когда-то близки, вспоминать время от времени.
Как хорошо, что Петя в ту ночь ни разу не сказал мне неласкового слова, не одёрнул меня, как бывало раньше, своим: «Перестань, я спать хочу». Только успокаивал и ласкал, гладил. Снимал груз недовольства жизнью, сам того не зная. С той ночи он будто сразу придвинулся ко мне, стал ближе, роднее, дороже.
Телефонный звонок (не утерпела):
— Получили?
— Получил.
— Ну и ответите?
— Да, разумеется.
— Ой, пожалуйста. Очень прошу.
— Сделаю, сделаю.
А меня охватывает безудержная радость. Хочется петь, прыгать, как маленькой, делать что-то хорошее, доброе. И все-таки так, как было, чтобы один в душе, чувствую, не будет.
Откуда же эта радость? Чем больше я стараюсь понять самоё себя, тем больше не понимаю. И что со мной творится, тоже не понимаю.
Нет, о душевном равновесии говорить ещё рано.
Как не хватает мне сейчас Авы. Умница моя. С ней можно было говорить почти обо всем: о музыке, о литературе, об искусстве, об отношениях между людьми, меньше о политике.
Мне нравилось её умение брать в человеке самое характерное и определять по нему суть его, нравилось природное, тонкое остроумие, которое заставляло от души смеяться. С ней интересно было сходить в кино и поделиться мнениями о нём, поделиться мнениями о прочитанном, просто о жизни. Ава, Ава, ты сейчас никогда не узнаешь, как часто я вспоминаю тебя.
Помню памятный разговор с ней о В.Г… Она мне всегда здоровой завистью завидовала, что я вот так могу куда-то спешить, торопиться. Так было и в этот приезд.
— Опять торопишься? Ну, беги, беги на свидание, — намекала она.
— Нет, Ава, — решительно и прямо ответила я. — Для меня В.Г. был только друг, самый близкий. К нему я могла пойти поделиться с любым вопросом. Он был ближе мне, чем брат. Как-то легко и свободно я чувствовала себя в его присутствии. Никакого стеснения или неловкости я в общении с ним не испытывала.
— А сейчас?
— А сейчас он начальник, руководитель и знать простых людей не хочет. К нему сейчас не подойдешь. Совсем другой он стал.
— Ну, всё равно должно же что-то в нём остаться от старого.
— Не знаю, Ава. Едва ли что осталось. Власть ведь портит людей.
Вот и сейчас не знаю, что и как он мне ответит. Даже понятия не имею. Ответит, конечно, вежливо, тактично, но едва ли от души.
А мне хочется, чтобы мне сказали, холодно ли, тепло ли, от души, чтобы почувствовала я, что действительно что-то значу, как человек, для другого человека.
И опять вспоминается…. Сидели как-то в райкоме на диване с Там. Мих. и она упрашивала меня написать в газету.
— Не могу. Руки опускаются.
— Все равно я заставлю вас писать.
Я усмехнулась:
— Силы не хватит.
— Конечно, не хватит, целый год не могу ничего заставить написать.
— Мне нужна сила больше вашей.
— Вроде В.Г.?
— Вроде В.Г., - твердо ответила я.
Незаметно было, приняла ли она всерьёз мой ответ. Скорее всего, нет.
А мне действительно нужна была сила В.Г… Сейчас не знаю, нужна ли эта сила.
Но откуда радость после разговора?
Нет, не каждому дано счастье, познать большое чувство, такое, что наполняет всю душу, что радует и согревает человека всю его жизнь. И такое чувство, я уверена, может быть в жизни только к одному человеку, чувство сильное и глубокое. Человек, вызвавший такое чувство, может гордиться собой, как и тот, который оказался способен на такое чувство.
А ответа всё нет…. Какая мука! Как было хорошо и как стало плохо. Даже в этом судьба мне отказывает. Как она щедро одаривает одних и как несправедлива к другим! «Человек своему счастью кузнец». Не всегда это так. Собственно чего я мучусь из-за ответа? Нет и не надо. Лучше, если и совсем не будет. Я уже устала в этой борьбе с самой собой. Хочется отдохнуть и забыться.