— Мистер Мак-Магон, куда мы направляемся?
— К риалору архиепископу Куллану, конечно! Ты ведь не просто так прилетел сюда Бог знает откуда? Кроме того — ты должен пройти инициацию и другие положенные обряды — гэл, первый раз попавший на Атенрай во взрослом возрасте — явление не новое, но не сказать чтобы такое уж и частое… Зубы-то прорезались у тебя?
— В процессе… — Гай пощупал языком десны. — Ноют — ужас.
— Даже интересно, что подарил тебе Господь к этому времени. Сам-то ты в курсе, что являешься клириком?
— Отец просветил… Но я как бы это… Ну, не могу я. У меня типа дел полно…
Гэлы за столом сначала замолчали, а потом расхохотались:
— Он не может! А-ха-ха-ха! — они лупили по столу ладонями, вытирали слезы и хлопали друг друга по плечу, как будто Кормак выдал лучшую шутку в мире.
— Ты уж прости нас, парень, но это прозвучало точно так же, как если бы ты сказал, что у тебя нет времени каждый день ходить в туалет… Та Диа аг файрэ, понимаешь? Тебя никто не спрашивает! Ты уже — клирик, и если бы ты не был им, то сдох бы в самом начале. Жизнь клирика — это череда ситуаций, в которых он делает выбор — либо правильный, либо в сторону кромешной тьмы. У Бога есть план для каждого из нас, и отличие клирика от обычного человека в том, что за нами Отец присматривает и дает хорошего пинка, если мы сворачиваем не туда.
Гай сделал неопределенный жест рукой. Все эти зеленоглазые ребята наверное знали, о чем говорили — по крайней мере для них это всё было само собой разумеющиеся вещи. Это всё можно было применить и к его жизни — если сильно постараться.
— Инициация и всё такое — это формальности. Но тебе стоит их пройти, чтобы иметь право голоса, — сказал Лиам Мак-Магон. — Ты ведь пришел не затем, чтобы позвать нас на Ярр или Абеляр, верно? У тебя нечто вопиющее, на что твоих собственных сил не хватит…
— Да, но…
— Пригласить клириков могут только местные жители мира, который нуждается в том, чтобы мы над ним поработали. Или другой клирик, прошедший инициацию.
— Вот как! — в мозгу Гая дипломатическая миссия на Атенрай выглядела несколько проще.
Зная их религиозные доктрины и неприятие киборгизации человечества, он хотел спровоцировать атенрайских клириков на активные действия против Элдрика Бааса — например, несколько боевых двоек с группами поддержки в крупных мегаполисах Гронингена точно смогли бы привести провинциального любителя войнушек в чувство.
Да, последняя крупная акция гэлов осуществлялась на Абеляре много лет назад — но ведь всё это время в трущобах, фавелах, вонючих пригородах и маленьких жутких городках по всему освоенному космосу время от времени появлялись парни в черных пальто с двумя пистолетами в подмышечных кобурах — и несли Слово и Дело Господа, втаптывая в грязь совсем уж оборзевших мразей. Таких, о которых все знают, без которых мир был бы явно лучше. Так что он надеялся, что сможет уговорить их влезть в дела Гронингена — после того, как там стали принудительно чипировать людей.
Оказалось — всё не так просто.
— Перекусили? Пора в путь! Тринити-кафедрал ждет нас!
И снова — бескрайние луга и вересковые пустоши, и теплый ветер, и скрип седла под отбитой задницей.
Тринити-кафедрал — огромный, вырезанный в скале собор. Готичные шпили, скульптуры святых, грандиозное окно-роза, сверкающее всеми цветами радуги. И — струи водопадов, ниспадающие с вершины утеса, увитые плющом стены, чистейший горный воздух и свет заходящего солнца…
Гай замер, завороженный великолепным зрелищем. Если религия мотивирует людей создавать такие прекрасные творения, тогда — да здравствует религия!
Следом за Лиамом Мак-Магоном он поднялся по мраморным ступеням, поражаясь тонкому расчету неизвестных инженеров — струи водопада бились о подножие скалы у него за спиной, метрах в сорока — и превращались в горную реку. При этом лестница оставалась сухой, как и извилистая дорога к храму.
Тяжелая дубовая дверь, окованная медными листами, подалась и они прошли в прохладный полумрак собора. Барельефы, росписи, скульптуры, повествующие о жизни Спасителя и основных вехах истории Атенрай, первых Крестовых походах и войне с Конфедерацией… Ряды скамей темного дерева, исповедальни с изящной резьбой — всё это внушало почтение и заставляло понижать голос.