Парень только хмыкнул. На экран планшета он вывел изображение с камеры и показал его Эбигайль:
— Медвежонок. Из егерей. Такой по пустяку беспокоить не стал бы… Это что должно было случиться, чтобы он к монарху в отпуске заявился?
— Да я вижу, что тебе на месте не сидится. Иди уже — карать и миловать… Только давай чтобы не как в прошлый раз, ага?
— Ну а чего? Я ж не особенно там… Да и латиносы эти — они же всё поняли тогда. И в целом такие вещи полезны — для профилактики, — сказал Кормак не очень уверенно.
Ну, может это и было плохой идей — надавать оплеух трем молодчикам, которые в течение месяца пытались выжить из прибрежного поселка ресторатора родом с Порто Россо, поскольку считали, что жить и работать там имеют право только уроженцы Гвадалахары. Великовозрастные засранцы обрисовывали ему стены, гадили под дверью, даже облили автомобиль валерьянкой — от чего представители местного семейства кошачьих потеряли берега и превратили капот машины в настоящий притон. Вроде бы и смешно — а с другой стороны — прецедент! Гвадалахарцы общину не регистрировали, поселок подчинялся исключительно планетарному законодательству, и если бы у них получилось — это стало бы прецедентом, этнические группировки и диаспоры могли бы закусить удила. А так — пара оплеух и доходчивое разъяснение с трансляцией в сети… Конечно, этим вроде как должна была заниматься формирующаяся полиция, но ресторатор — сеньор Дюбуа таки дозвонился на одну из прямых линий, которые регулярно устраивал Гай, и рассказал о проблеме. Монарх решил ее — быстро и демонстративно. Иногда людям стоит напоминать, что на Ярре есть один хозяин, и никто более не вправе указывать его подданым, где и как им жить и чем заниматься.
После оплеух горячие юноши были направлены к сеньору Дюбуа — отрабатывать ущерб, и по итогам так и остались там работать — на постоянной основе… Всё-таки совсем уж пропащие личности фильтр Академии не проходили. Не каждый яррец учился на подготовительном, но каждый — проходил курсы и собеседование. От тотального академического образования пришлось отказаться — всё-таки не всякий имеет способности и усидчивость, и что теперь — отказывать в виде на жительство, например, отличному повару, если он не способен переварить текст учебника по философии?
Правда, безвозмездная ссуда всё так же осталось прерогативой выпускников подготовительного отделения, для переселенцев без образования предусматривались беспроцентные кредиты на жилье и программа финансовой помощи на открытие собственного дела. И — всегда можно было найти работу на одном из государственных проектов, ведь планета и система представляли собой одну непрекращающуюся стройку!
Например, отправлять медвежат с Кондопоги на дневное отделение в Академию никто не стал. Дядя Миша поручился за них — и теперь у Гая было две сотни егерей, большая часть из которых совмещала патрулирование лесных массивов с учебой на заочном отделении — на биологическом факультете, конечно. Они получали нормальные деньги за систематические наблюдения и сбор материала для научных работ маститых ученых — и числились ассистентами на кафедрах зоологии, ботаники, энтомологии и многих других.
И вот, один такой лохматый младший научный сотрудник чуть ли не приплясывал от нетерпения, ожидая единственного и неповторимого монарха Ярра — Гая Джедидайю Кормака.
— Привет работникам леса! — сказал его величество, отодвигая зеленый полог. — И какие хреновые новости принес мне доблестный егерь в такое прекрасное утро?
— Здравствуйте, ваше величество! — белокурый и румяный парень, здоровенный — классическая «кровь с молоком», пребывал явно в возмущении — его пушистые бакенбарды грозно топорщились. — Тут настоящая трагедия, катастрофа, можно сказать, а я ничего не могу с этим поделать!
— Так, представься честь по чести, расскажи в чем дело и почему Временное правительство, местные общины и полиция не могут тебе помочь.
— Ху-у-у-у… — рашен явно нервничал.
Ему совершенно точно не приходилось общаться с монархами, он был одним из тех медвежат, которых дядя Миша вытащил из кондопожского приюта, и потому понятия не имел, как себя вести. Но дело свое знал на «ять» и живую природу любил всем своим огромным сердцем.
— Звать меня Панкра, я, стало быть, егерь Бурой пущи от прерии до берега реки Саженка. Та-а-ак, значит делал я соответственно обход территории и что я вижу? Мертвый изюбрь, стало быть! Совсем нетронутый, только дырка от пули и панты — срезаны! — его молодой голос срывался то на бас, то уходил в верхние октавы — юноша явно переживал.