- Иногда прихожу сюда поспать после обеда, - сказал он.
- А шум машин вам не мешает?
Он пожал плечами. Потом взял костюм в целлофановом пакете, и мы спустились по лестнице. Он шел впереди с костюмом на правой руке и черным портфелем в левой, похожий на коммивояжера, выходящего из дому, чтобы объехать клиентов в провинции.
Рахман аккуратно положил костюм на заднее сиденье автомобиля и сел за руль.
Мы повернули обратно, в направлении Кенсингтон Гарденс.
- Я спал и в куда менее комфортабельных местах...
Он смотрел на меня холодным взглядом.
- Я был примерно в вашем возрасте...
Мы были уже на Холланд Парк Авеню. Скоро проедем мимо кафетерия, где я в этот час обычно писал роман.
- В конце войны я убежал из лагеря... Спал в подвале одного дома... Крысы там кишели... Я думал, что если засну, то они меня сожрут...
Пронзительно расхохотался.
- Мне казалось, что я и сам крыса... К тому же меня четыре года пытались убедить, что я крыса...
Проехали кафетерий. Да, я мог бы ввести Рахмана в роман. Главные герои встретились бы с ним в окрестностях Северного вокзала.
- Вы родились в Англии? - спросил я.
- Нет, во Львове, в Польше.
Произнес он это сухо, и я понял, что больше ничего не узнаю.
Теперь мы ехали вдоль Гайд Парка, в направлении Мэрбл Арч.
-Я пытаюсь написать книгу, - сказал я застенчиво, чтобы возобновить разговор.
- Книгу?
Раз он родился во Львове, в Польше, до войны, на которой уцелел, он прекрасно мог оказаться теперь в окрестностях Северного вокзала. Вопрос случая.
Он сбавил скорость перед Мэрилебонским вокзалом, и я подумал, что мы пойдем осматривать полуразвалившиеся дома вдоль железной дороги. Но мы проехали по узкой улочке и выехали к Риджентс Парку.
- Вот, наконец, богатый квартал.
Его смешок был похож на ржание.
Он заставил меня записать адрес: 125,127 и 129 на Парк Роуд, на углу Лорн Клоз. Три бледно-зеленых дома с эркерами, последний - полуразрушен.
Он просмотрел привязанные к ключам ярлыки и отпер дверь среднего дома. Мы очутились на втором этаже, в комнате куда просторнее, чем на Трафальгар Роуд. Стекла в окне были целы.
В глубине комнаты стояла такая же раскладушка, как на Трафальгар Роуд. Он сел на нее, а черный портфель положил рядом. Потом вытер лоб белым платком.
Обои были местами содраны. На полу не хватало нескольких паркетин.
- Вы бы посмотрели в окно, - сказал он. - Достойное зрелище.
Он был прав. Я увидел газоны Риджентс Парка и монументальные фасады вокруг. Белизна их гипса и зеленый цвет газонов вызвали у меня ощущение покоя и полной безопасности.
- А теперь я вам покажу совсем другое...
Он встал. Мы пошли по коридору, где с потолка свисали старые провода, и оказались в маленькой комнате в задней части дома. Ее окно выходило на пути Мэрилебонского вокзала.
- У обеих сторон свой шарм, - сказал Рахман. - Не правда ли, старина?
Потом мы вернулись в комнату со стороны Риджентс Парка.
Он снова уселся на раскладушку и открыл черный портфель. Вытащил два завернутых в фольгу сэндвича. Один из них протянул мне. Я сел на пол напротив него.
- Я думаю, что оставлю этот дом в таком виде, какой есть, и поселюсь здесь окончательно...
Впился зубами в сэндвич. Я подумал о костюме в целлофановом пакете. Костюм на нем был мятый и очень поношенный. На пиджаке не хватало пуговицы, ботинки были заляпаны грязью. Он, такой чистюля, прямо помешанный на чистоте и с таким остервенением боровшийся с микробами... Но иногда создавалось впечатление, что он сдался и понемногу превращается в бродягу.
Он доел сэндвич. Растянулся на раскладушке. Протянул руку и покопался в черном портфеле, который поставил на пол рядом. Вытащил связку и отцепил один из ключей.
- Держите... И разбудите меня через час. Можете прогуляться по Риджентс Парку.
Повернулся набок, лицом к стене, и глубоко вздохнул.
- Советую посетить зоопарк. Это совсем рядом.
Некоторое время я неподвижно стоял у окна, в луче солнечного света, пока не заметил, что он уснул.
***
Однажды поздно вечером, когда мы с Жаклин вернулись на Чепстоус Виллас, то увидели полоску света из-под линдиной двери. Снова допоздна стала играть ямайская музыка, и запах индийской конопли заполнил квартиру, как в самые первые дни, когда мы в ней поселились.
Петер Рахман устраивал вечеринки в своей холостяцкой квартирке в Долфин Сквер, в жилом массиве на берегу Темзы, и Линда таскала нас на них. Там мы снова встретили Майкла Савундру. Он уезжал из Лондона к парижским продюсерам. Пьер Рустан прочел сценарий и очень им заинтересовался. Пьер Рустан. Еще одно имя без лица, плавающее в моей памяти. Но отзвуки его все еще сохраняются, как эхо всех имен и фамилий, что слышишь в двадцать лет.
На рахмановские вечеринки собирались самые разные люди. Через несколько месяцев Лондон охватит прохлада и заполнит его новой музыкой и яркой разноцветной одеждой. Мне кажется, что в такие ночи, в Долфин Сквере, я встретил некоторых из тех, что станут интересными жителями внезапно помолодевшего города.
Теперь я писал не по утрам, а после полуночи. Не ради того, чтобы воспользоваться тишиной и покоем, просто откладывал час работы. Но каждый раз мне удавалось превозмочь лень. Я выбрал этот час по другой причине: я боялся возвращения тревоги, которую так часто ощущал в первые наши дни в Лондоне.
Жаклин несомненно испытывала ту же тревогу, но ей требовались толпа и шум вокруг.
В полночь она уходила с Линдой. Они шли на вечеринки к Рахману или в глухие уголки в Ноттинг Хилл. У Рахмана можно было познакомиться с кучей людей, которые приглашали вас в свою очередь. Первый раз в Лондоне, говорил Савундра, исчезло впечатление, что находишься в провинции. Воздух был будто заряжен электричеством.
Я помню наши последние прогулки. Я провожал ее к Рахману в Долфин Сквер. Мне не хотелось заходить и оказываться среди всех этих людей. Перспектива возвращения в квартиру немного пугала меня: надо будет снова нанизывать фразы на белую страницу. Но выбора у меня не было.