Я пробормотал что-то вроде того, что я здесь посторонний, и выразил сомнение, могу ли я вообще быть чем-нибудь здесь полезен.
- Да-а, - протянул он в ответ, - себя я тоже считаю сейчас только посторонним; но я поеду с ним, если он захочет меня взять.
Он спустился вниз. Через несколько минут они выехали со двора. Я видел, как они миновали выстроенные в ряд стога сена и въехали под темную сень сосен, затем стук копыт постепенно начал затихать во мраке и в конце концов замер вдали.
С тех пор я и сижу здесь у себя в спальне и все пишу вам, а свеча уже догорает. Я, не переставая, думаю, чем же все это кончится, и упрекаю себя в бездействии. И в то же время, что могу я сделать? Мне жаль ее - больше, чем я могу это выразить словами. Ночь такая тихая - за все время до меня не донеслось ни звука; спит она или бодрствует, плачет или торжествует?
Сейчас четыре; я проспал.
Они вернулись. Дэн лежит в моей постели. Я попытаюсь, по возможности точно, передать вам все, что он рассказал, его же словами.
"Мы ехали, - начал он, - по верхней дороге, избегая узких тропинок, и добрались до Кингсуэра в половине двенадцатого. Паром уже не ходил, и нам пришлось искать кого-нибудь, кто бы нас переправил. Мы заплатили перевозчику, чтобы он дожидался нас, и наняли в "Замке" коляску. Когда мы приехали на Черную мельницу, было уже около часу, и тьма кромешная. Я прикинул, что при южном бризе тот парень должен был добраться до места за час, ну за час с небольшим. Старик ни разу со мной не заговорил; и, пока мы еще не прибыли на место, я начал надеяться, что в конце концов мы того малого не застанем. Велев возчику остаться на дороге, мы несколько раз обошли вокруг дома, никак не могли найти дверь. Потом "то-то окликнул нас:
- Кто там?
- Джон Форд.
- Что вам нужно?
То был старый Пирс.
- Видеть Зэхери Пирса.
Высокая дверь, выходящая на веранду, где мы недавно сидели, была открыта, и мы вошли. В конце комнаты была еще дверь, через нее пробивался свет. Джон Форд подошел к ней; я остался снаружи, в темноте.
- Кто это с вами?
- Мистер Треффри.
- Пусть войдет!
Я вошел. Старик был в постели, он неподвижно лежал на подушках; рядом горела свеча. Поглядеть на него - мертвец мертвецом, только глаза живые. Странно мне было там вместе с этими двумя стариками!"
Дэн умолк, как будто прислушиваясь к чему-то, потом решительно продолжал:
"Присядьте, господа, - сказал старый Пирс, - зачем вам понадобилось видеть моего сына?
Джон Форд извинился и сказал, что ему надо поговорить с ним и что дело не терпит.
Они были очень вежливы друг с другом", - тихо заметил Дэн.
"Может, вы хотите ему что-нибудь передать через меня? - спросил Пирс.
- Нет, я должен говорить с ним лично.
- Я его отец.
- А я дед своей внучки и единственный ее защитник.
- А-а! - пробормотал старый Пирс. - Это дочка Рика Войси?
- Я хотел бы видеть вашего сына.
Старый Пирс улыбнулся. Странная у него улыбка, какая-то вкрадчивая, хитрая.
- Разве когда-нибудь знаешь, где Зэк пропадает, - сказал он. - Думаете, я заступаюсь за него? Ошибаетесь. Зэк сам за себя постоит.
- Ваш сын здесь! - заявил Джон Форд. - Я знаю. Старый Пирс бросил на нас подозрительный взгляд.
- Вы приходите в мой дом ночью, как воры, - сказал он, - и меня же пытаетесь уличить во лжи, да?
- Это ваш сын, как вор, ночью прокрался в комнату к моей внучке; именно поэтому я и желаю его видеть.
"Потом, - продолжал Дэн, - они долго молчали. Наконец Пирс сказал:
- Что-то не пойму: он, что же, поступил, как подлец?
Джон Форд ответил:
- Он на ней женится, или, клянусь богом, я убью его.
Казалось, старый Пирс, лежа неподвижно на подушках, обдумывал эти слова.
- Вы не знаете Зэка, - сказал он. - Я вам сочувствую и сочувствую дочке Рика Войси; но вы не знаете Зэка.
- Сочувствую! - простонал Джон Форд. - Он украл у меня внучку и будет за это наказан.
- Наказан! - вскричал старый Пирс. - Нас наказать нельзя, никого из нашего рода.
- Бог вас накажет, капитан Ян Пирс, вас и весь род ваш, это так же верно, как то, что я стою здесь.
Старый Пирс улыбнулся.
- Возможно, мистер Джон Форд; но только не вы, это так же верно, как то, что я лежу здесь. Вы не можете наказать его, не причинив зла себе, а этого вы никогда не сделаете.
И это сущая правда!"
Дэн продолжал дальше.
"Так вы мне не скажете, где ваш сын?
Но старый Пирс даже бровью не повел.
- Нет, - ответил он. - А теперь уходите. Я старик, лежу здесь один ночи напролет, ноги уже отказали мне, и дом не заперт; зайти может любой мерзавец; и вы думаете, я боюсь вас?
Нам нечем было крыть, и мы ушли, не проронив больше ни слова. Но старик-то! Он из головы у меня нейдет - девяносто два года и лежит вот так один-одинешенек. Кем бы он ни был, а поговаривают о нем всякое, и какой бы ни был у него сын, но он - мужчина. Дело не в его словах и не в страхе, какой он мог пережить тогда, но подумать только, что этот старикан вот так все время лежит там. Ну и мужество, ничего подобного никогда не видел..."
После этого мы сидели молча; сквозь густую листву уже пробивался рассвет. Со всех сторон раздавались шорохи, словно весь мир поворачивался во сне. Вдруг Дэн сказал:
- Он обманул меня. Я дал ему денег, чтобы он уехал я оставил ее в покое. Как вы думаете, она спит?
Он не просил участия, всякое сочувствие он счел бы за оскорбление; но он очень страдал.
- Устал, как собака, - сказал он под конец и лег на мою постель.
Сейчас уже день, я тоже устал, как собака...
V
Суббота, 6-е августа.
...Продолжаю свой рассказ с того, на чем оборвал его вчера... Мы с Дэном отправились в путь, как только миссис Хопгуд напоила нас кофе. Старая экономка на этот раз была любопытнее, подозрительнее и придирчивее, чем обычно. Она явно тревожилась: "Хэ-эпгуд, которому часто не спится, - судя по тому, что не слышно бывает его храпа, - этой ночью закричал: "Я слышу стук копыт!" А мы слышали его? И куда это мы так спешим сейчас? Ведь еще очень рано, и завтрак не готов. И Хээпгуд сказал, что будет ливень. Мисс Пэшьенс еще не начинала играть на скрипке, а мистер Форд не выходил из своей комнаты. И как? И что? И почему?.. Ну и ну, глядите-ка, клещ! Что-то рановато для них!" Просто диву даешься, как она ловко хватает всякую такую нечисть, когда я даже разглядеть их не могу. Она спокойно зажала его между большим и указательным пальцами и принялась обрабатывать нас по другому поводу. Не успела она добраться до сути дела, как мы уже проглотили кофе и пустились в дорогу. Но когда мы выезжали, она бегом догнала нас, высоко поддерживая одной рукой юбку, глянула на нас своими умными и встревоженными глазами, окруженными густой сеткой мелких морщинок, и спросила: