Этих дней дону Луису с лихвой хватило на то, чтобы прийти в отчаяние, окинуть прощальным взглядом имение, горько пожалеть об утраченном покое и задуматься о превратностях своей коварной судьбы. Но ему даже в голову не пришло отказаться.
Утром двадцать пятого сентября он замешкался в патио своего дома, наблюдая за погрузкой немногочисленных вещей, которые понадобятся ему в новой жизни; возница отправлялся удобными дорогами на юг — в монастырь Святого Иеронима в Юсте, а дон Луис — на север, к берегам Бискайи, чтобы прибыть туда до того, как корабль бросит якорь в порту. В путь идальго отправился ранним утром.
За весь день навстречу не попалось ни одной живой души; ему предстояло как можно скорее добраться до кантабрийского побережья; перед ним простиралась равнина, голубоватые очертания гор вырисовывались вдали, на горизонте, еще окутанные туманом. Он намеренно отклонился на несколько миль от прямой, соединявшей Вальядолид с Ларедо, и, оставив в стороне Бургос, путешествовал в одиночестве; слева от города высился средь полей одинокий собор, будто вокруг него не было никакого жилья. Наконец горная цепь приблизилась и равнина уступила место первым темно-зеленым холмам, поросшим густыми пиниевыми рощами. Заночевал он в таверне в Вильярдиего у подножия перевала Парамоде-Маса, который должен был преодолеть.
Усталый вид путника и его скромный багаж не вызвали у хозяина особого почтения — постояльцу предложили тюфяк в каморке за кухней, все остальное занимал бискайский купец, направлявшийся на юг. Дон Луис не сетовал, по правде говоря, он даже не посмотрел вокруг, когда служанка со свечой в руках проводила его к месту ночлега, отдернула занавеску, отделявшую закуток от кухни, приподняла свечу и обвела по кругу, кое-как осветив постель в нише. После чего задернула занавеску и вышла.
— Свет! Оставьте мне свет! — крикнул дон Луис. Служанка вернулась и снова отдернула занавеску.
— Посмотрите как следует, сеньор! — Она повторила круговое движение. — Свечу я оставить не могу, хозяин не велел. Часа через два взойдет луна, и все будет видно. Покойной ночи!
Однако дон Луис всю ночь не сомкнул глаз: растянувшись на соломенном тюфяке, он беспрестанно ворочался с боку на бок. Временами ему казалось: вот сердце уже бьется ровно, назойливые тревожные образы не теснятся в воображении, усталость берет свое, он погружается в сон, но какое там — неумолимое удушье снова сжимало горло, и сна как не бывало. Луна — служанка не обманула — осветила закуток и удлинила беспокойные тени, дон Луис широко открыл глаза, но все равно ничего толком не различал.
Ни за что на свете, мысленно твердил он, не проеду больше ни мили навстречу этому безразличному мне человеку, который бесцеремонно распоряжается моей жизнью. Завтра той же дорогой вернусь обратно, отправлю своего единственного слугу во дворец, к Хуане, пусть отвезет мой отказ без извинений, так же как без извинений мне было приказано двинуться в путь.
На рассвете он заснул. Ранним утром его разбудили шаги и громкие разговоры постояльцев, раздавшиеся над самым ухом. Он попросил стакан молока, уплатил за ночлег и вышел во двор.
— Куда направляетесь, сеньор? — послышался за спиной резкий голос. Вероятно, купец из Бискайи тоже собирается в дорогу. — Небось на север, к кантабрийскому побережью? — Дон Луис не успел ответить, как тот продолжил: — Вот увидите, какой там переполох! Говорят, возвращается император, прихватив с собой всех этих фламандских господ, словом, тех самых, что и слышать не хотели об Испании! — Он со вкусом, злорадно рассмеялся. — А теперь будут как миленькие вести затворническую жизнь здесь, да какое там здесь, далеко в горах! — И он опять засмеялся, еще более смачно. — Императору ни в чем нет отказу, сеньор мой! — Наконец он заметил, что разглагольствует в одиночку, и замолк, вспомнив о собеседнике. — Вы так и не ответили, куда держите путь?
— Да я тоже в Ларедо, — ответил идальго.
— Что ж, тогда доброго пути, учтите, в горах уже холодно, я спустился вчера, правда на закате, но уверяю вас, не чаю добраться до равнины. — Купец энергично потер руки и занялся своей поклажей, не обращая больше внимания на дона Луиса, который подошел к коню, погладил его морду, а тот лизнул ему руку горячим языком.