Через окно донесся гудок сирены — наверно, в порт входил корабль, и мне вдруг безумно захотелось быть его пассажиром, въезжать в незнакомый город под названием Лисабон, откуда я позвоню незнакомой женщине и сообщу ей о новом переводе Фернандо Песоа, и женщина по имени Мария до Кармо придет в желтом платье в книжный магазин «Бертран», эта женщина любила фадо и сефардские блюда, и я это уже знал, но тот, что с борта корабля глядит на Лисабон, еще не знает, и, хотя с ним случится то же самое, ему все будет внове. Да, права была Мария до Кармо, saudade — не просто слово, это категория духа. Тоже своего рода перевертыш.
Нуно Менезес ди Сикейра наблюдал за мной молча и спокойно, теперь он был как будто удовлетворен. Сегодня Мария до Кармо вступила в новую жизнь, сказал я, может, хоть ненадолго оставим ее в покое. Он едва заметно кивнул, словно говоря: согласен, именно это я и хотел вам предложить, тогда я произнес: пожалуй, нам больше нечего сказать друг другу, он позвонил в колокольчик, явился слуга в полосатой куртке, Домингос, сеньор уходит, слуга посторонился, пропуская меня, минутку, спохватился Нуно Менезес ди Сикейра, Мария до Кармо оставила вам вот это. Он протянул мне письмо, взяв его с маленького серебряного подноса, стоявшего на столике рядом с его креслом, я сунул письмо в карман и был уже в дверях, когда Нуно Менезес ди Сикейра снова меня окликнул: знаете, мне вас жаль, мне вас тоже, ответил я, хотя оттенки наших чувств, скорей всего, различны. Спустившись по каменной лестнице, я вышел под знойное лисабонское солнце, мимо проходило свободное такси, и я взмахнул рукой.
12. В гостинице я распечатал письмо. На белом листке печатными буквами, без знаков ударения было выведено: SEVER. Я машинально перевернул его в уме и ниже, тоже по-печатному и без ударений, написал карандашом: REVES. На миг я задумался: слово могло быть и испанским, и французским, имея при этом разные значения[52]. В Мадрид мне возвращаться не хотелось, лучше по прибытии в Италию послать чек, чтобы из мадридской гостиницы мне переправили багаж; я поручил портье заказать для меня билет на завтрашний самолет — неважно какой компании. Как, уже отбываете? — удивился портье, первый раз вы так ненадолго. Который час? — спросил я. На моих четверть пятого, сеньор. Ладно, разбудите меня к ужину, сказал я, часам к девяти. Спокойно разделся, закрыл ставни, простыни холодили кожу, и до меня опять донесся далекий гудок сирены, приглушенный подушкой, на которую опустилась моя щека.