- Сегодня на набережной меня пытались шантажировать.
Она не ответила, а когда он в раздражении обернулся, то увидел, что она заткнула уши.
- Да перестанешь ли ты наконец бренчать! - сказала она.
Проклятье! Она ничего не слышала.
- Со мной произошло целое приключение, - снова начал он. - Знаешь девушку-цветочницу, что стоит на углу Тайт-стрит?
- Да. Такая нахальная цыганка.
- Гм! Так вот, я как-то купил у нее цветы, и она мне рассказала о себе такую душещипательную историю, что я зашел к ней, желая проверить, правда это или нет. Оказалось, все правда, и я, понимаешь, дал ей денег. Потом я решил, что хорошо бы поглядеть, как она их тратит, и, понимаешь, зашел к ней опять...
Жена прошептала: "О Чарлз!" - и он поспешил закончить:
- А сегодня, подумай только, за мной увязался какой-то мерзавец и пытался меня шантажировать - вымогал десять фунтов.
Он услышал какие-то странные звуки и оглянулся. Откинувшись на спинку кресла, жена его давилась от смеха.
И тут Грентер понял, что именно этого он боялся больше всего. Он боялся, что жена будет смеяться над ним, когда он падет с пьедестала! Да! Именно это страшило его, а вовсе не то, что она усомнится в его верности. Он слишком большой, думалось ему, чтобы позволить смеяться над собой. Он и в самом деле был слишком большим. Природа установила предел, который не должны превышать мужья...
- Не вижу, что тут смешного! - холодно заметил он. - Нет более гнусного преступления, чем шантаж.
Его жена перестала смеяться; две слезы скатились по ее щекам.
- Ты дал ему деньги? - спросила она уже спокойно.
- Конечно, нет.
- А чем он угрожал?
- Угрожал рассказать тебе.
- Но что же?
- Свои грязные выдумки о моих невинных визитах. - От слез в пудре образовалось два ручейка, и он добавил со злостью: - Ну, конечно, он ведь с тобой не знаком.
Жена вытерла платком глаза, и по комнате распространился запах герани.
- Мне кажется, - продолжал Грентер, - что ты бы еще больше развеселилась, если б за веем этим действительно крылось что-то!
- О нет, Чарлз! А может... тут и в самом деле что-то кроется?
Грентер посмотрел на нее в упор.
- К сожалению, должен огорчить тебя: нет.
Он увидел, как она прикрыла рот платком, и, резко повернувшись, вышел из комнаты.
Он ушел к себе в кабинет и сел у камина. Так, значит, это смешно быть верным мужем? И вдруг у него мелькнула мысль: "Если моя жена могла обратить все это в шутку, как же... как же она сама?..." Гадкая мысль! Несправедливая мысль! Словно этот негодяй, шантажируя его, в самом деле осквернил его душу, и в ней остались лишь низкие побуждения. Пробили часы на соседней церкви. Уже шесть! Этот проходимец придет на набережную и будет ждать своих десяти фунтов. Грентер поднялся. Его долг пойти и передать этого человека в руки полиции.
"Ну, уж нет! - подумал он со злобой. - Пусть придет сюда! Я очень хочу, чтобы он пришел сюда! Я его проучу!"
Но какой-то стыд остановил его. Подобно большинству крупных людей, он не привык применять силу - в жизни пальцем никого не тронул, даже в детстве - ни разу случая не представилось. Он подошел к окну. Отсюда сквозь деревья ему был виден в надвигающихся сумерках парапет набережной, и сразу же - так и есть! - он разглядел этого человека, который, словно голодный пес, сновал взад-вперед. Грентер стоял у окна и смотрел, позвякивая монетами, взволнованный, торжествующий, злой, снедаемый любопытством. Что этот негодяй станет делать дальше? Начнет обходить все квартиры подряд в этом огромном доме? А эта девица тоже там - эта цветочница со своим желтолицым ребенком? Он увидел, как человек, за которым он наблюдал, крадучись, пересек улицу и скрылся в тени домов. В этот волнующий миг Грентер прорвал карман брюк: монеты со звоном покатились по полу. Он еще искал последнюю монету, когда раздался звонок, - до этого он все-таки не верил, что проходимец осмелится прийти к нему домой! Он резко выпрямился и вышел в прихожую. Прислуги они не держали, поэтому в квартире не было никого, кроме него и жены. Снова раздался звонок, и жена тоже вышла в прихожую.
- Это мой приятель с набережной, который так тебя развеселил. Я хочу, чтобы ты его увидела, - сказал он мрачно.
Заметив на ее лице виноватое и вместе с тем насмешливое выражение, он отворил входную дверь.
Ну, конечно! Перед ним стоял этот человек. При электрическом свете, на фоне драпировок вид у него был особенно жалкий. Скверный тип, но все-таки бедный и несчастный, в драных башмаках, худое, перекошенное лицо дергается, сам весь какой-то ощипанный, и только в голодных глазах затаилась угроза.
- Входите, - сказал Грентер. - Полагаю, вы хотите видеть мою жену.
Человек подался назад.
- Я вовсе не хочу ее видеть, - зашептал он, - если вы сами меня к этому не вынудите. Дайте нам пять фунтов, господин, и я отстану от вас. Разве я хочу ссорить мужа с женой?
- Входите, - повторил Грентер. - Она ждет вас.
Человек не двигался с места, молча облизывая бескровные губы, словно прикидывал, как ему теперь выпутаться из этой истории.
- Ну, смотрите, - вдруг сказал он. - Вы еще пожалеете.
- Я пожалею, если ты не войдешь. Очень уж ты занятный парень и к тому же отъявленный негодяй.
- А кто меня сделал таким? - вырвалось у того, - Как, по-вашему?
- Войдете вы наконец?
- Да.
Он вошел, и Грентер запер за ним дверь. Это было все равно, что впустить в дом змею или бешеную собаку, но он испытывал почти удовольствие: слишком свежо было воспоминание о том, как его высмеяли.
- А теперь, - сказал он, - прошу вас! - И распахнул дверь гостиной.
Оборванец робко проскользнул в дверь, щурясь от яркого света.
Грентер подошел к жене, стоявшей у камина.
- У этого господина, кажется, к тебе важное дело.
Его вдруг поразило выражение ее лица: неужели она испугалась? И он почувствовал какую-то радость, видя, что им обоим сильно не по себе.
- Что ж, - произнес он иронически. - Быть может, мне лучше не слушать?
Отойдя, он прислонился к двери и заткнул пальцами уши. Он заметил, что оборванец, бросив украдкой взгляд в его сторону, подошел к его жене; губы его быстро зашевелились, потом она что-то ответила, и он подумал" "Какого черта я заткнул себе уши?" Он опустил руки, и в это время человек обернулся и сказал: