Из сборника «Поздняя латинская поэзия»

     Как моровая болезнь, в заразном назрев постепенно
Воздухе, прежде на скот нападет разъедающей язвой,
После по селам пойдет, города разорит и под жарким
Ветром свой пот разольет стигийской отравою в реки, —
305 Так кровожадный злодей, не довольствуясь частной добычей,
Царственным скиптром грозит и алчет римскую силу
Всю истребить и в прах положить латинское войско.
Вот возмущает он Истр, волнует гетов,[26] подмоги
В дальней Скифии ждет, и все, чего сам недограбил,
310 В руки врагам предает. Наступают сарматы и даки,
И массагет, для питья взрезающий конские жилы,
И в меотических льдах алан, утоляющий жажду,
И расписавший железным ножом гелон[27] свое тело,—
Вот в ком Руфинова мощь! И он им желает победы,
315 Тратит напрасные дни, упускает нужное время.
Именно так, когда ты, Стилихон, на гетские орды
Грянул отмстить за друга-вождя[28] и рассеял их силу
И оставался лишь малый отряд их, готовый для плена, —
Он, нечестивый изменник, он, помнящий с гетами сговор,
320 Ввел государя в обман и отсрочил нависшую битву,
Зная, что в помощь врагам надвигаются дальние гунны,
Стан свой раскинуть спеша рядом с их ненавидимым станом.

     Племя это живет у дальних скифских пределов,
Там, где течет Танаид, и племени с худшею славой
325 Нет под Полярной звездой. Гнусный облик, грязное тело;
Дух, ни перед каким трудом не знающий страха;
Пища — охотничья, хлеба — ничуть; рубцами на лицах
Тешиться рады они и убийством родителей клясться.
Люди с конями срослись в одно, как в оное время
330 Сросся облачный род;[29] никаким не меренный строем,
Молниеносен полет и внезапен возврат их на битву.
Вот на кого ты пошел, бестрепетный, к пенному Гебру,
Прежде трубы и прежде борьбы вознесши воззванье:
«Марс! Покоишься ль ты на Геме, окутанном тучей,
335 Или Родопа тебя приняла, седая от снега,
Или индийским веслом возбужденный Афон, или в черных
Вязах Пангейский кряж,[30] — препояшься мне спутником в битве.
Будь защитой фракийцам своим! И ежели слава
Мне улыбнется, то дуб тебе встанет с победной добычей!»[31]

340      Слышит потомка отец, восстает над снежной вершиной
Гема и громко зовет, скликая служителей верных:
«Дай, Беллона, шелом! укрепи колесничные оси,
Страх! взнуздай и впряги скакунов стремительных, Ужас!
Не покладайте проворных рук! На брань выступает
345 Мой Стилихон, от которого мне такие трофеи
Встали, и столько висит на сучьях вражеских шлемов!
Общие трубы для нас запевают общие зовы:
Всюду рад я спешить туда, где раскинет он станы».
Так он сказал, и прянул в поля, и полчища вражьи
350 Гонит вдаль Стилихон и гонит Градив неотлучный —
Тот же щит, и тот же рост, и шлемы, как звезды,
Вьется над каждым султан, разогрелся от жаркого бега
Панцирь, и жаждет копье упиться широкою раной.

     А опьяненная злом, гордясь исполненьем желаний,
355 Фурия в крепком дворце находит скорбящую Правду
И унижает ее такою терзающей речью:
«Это ли век золотой, возрожденье покоя и мира,
Нам возвещенных тобой? И это ли наше изгнанье,
Нашей власти над миром конец? Обрати свои взоры —
360 Видишь, сколько в огне городов от варваров пало,
Сколько Руфин мне в жертву воздвиг кровавых побоищ,
Сколько в змеиную снедь лежит повержено трупов!
Роды людские покинь, предоставь их мне, отправляйся
В небо, где зодиак открывает тебе средь осенних
365 Звезд пустующий трон[32] между Львом, опаляющим лето,
И наводящими холод зимы на землю Весами.
О, когда бы и мне за тобой в эти куполы взвиться!»

     Ей богиня в ответ: «Безумная, полно, не буйствуй!
Час расплаты настал, навис неминуемый мститель,
370 И оскверняющий землю и твердь твой ставленник скоро
Примет смерть, и ни горсть песка его не прикроет.
Се Гонорий грядет, предтеча блаженного века,
Силой равный отцу и подобный сиянием брату:
Он острием копья повергнет и персов и индов,
375 Склонят выю цари под ярмо его, лед фасианский[33]
Дрогнет под скоком коней, и Аракс будет попран мостами.
Ты же в гнетущих цепях извергнута будешь из мира,
И под железом с твоей головы осыплются змеи,
И побежденную вечно замкнет преисподняя бездна.
380 Вот когда общею станет земля, не будут межою
Полосоваться поля, кривой сошник не вонзится
В пашню, но сами взойдут колосья к веселым селянам,
Реки вином потекут, разольются озера елеем,
Мед зажелтеет в дубовой коре, перестанет цениться
385 Пурпур, красящий шерсть, но сами в пурпурных рунах
Паствы пойдут по лугам, изумляя пасущих, а море
Из подбережной травы засмеется огнем самоцветов».