Из сборника «Поздняя латинская поэзия»

Вступление к книге второй

Лишь возжелал отдохнуть Орфей от постылого пенья
     И пренебрег трудом тяжким на долгие дни,
О хороводах тотчас заплакали нимфы, а реки
     Слезно воззвали скорей сладкий продолжить напев,
5 Ожесточилось вновь зверье — и в страхе пред львами
     Молит телица вернуть голос кифаре немой.
Грозные скалы скорбят о прерванной песни, рыдает
     Лес, что некогда шел за черепахой вослед.
Но, лишь могучий Алкид для Фракии Аргос покинул
10      И бистонийской земли тяжкой коснулся стопой,
Дабы, царя сокрушив кровавого в дикой берлоге,
     Юной травою питать быстрых коней табуны,
Возликовал певец веселью милой отчизны,
     Лире, умолкшей давно, голос былой воротил —
15 Радостным плектром задев ленивые жилы коровьи,[1]
     Легкою пястью повел белую кость по струнам,
Пенье услышав, тотчас притихли ветры и волны,
     Сонного Гебра застыл водами скудный поток,
Насторожился хребет Родопский, внемля напеву,
20      И отряхнула снега Осса с вершины крутой;
Тополь спускается вниз с пустынных Гема утесов,
     Вместе с подругой-сосной шествует царственный дуб,
Лавр, что пресыщен давно искусством киррейского бога,[2]
     Место покинул свое, голосом дивным влеком.
25 Зайцев молосские псы,[3] смирившись сердцем, не гонят,
     Рядом с ягнятами волк в добром соседстве возлег.
В нежном согласье игру затеяла с серной тигрица,
     И не страшится олень гривы Массальского льва,[4]
Пел Геркулеса дела Орфей и мачехи козни:
30      Как сокрушила рука мощная чудищ толпу,
Как задушенных змей протянул младенец бесстрашно
     Матери бедной, смеясь с голыми деснами ртом:
«Не устрашил тебя бык, потрясший ревом столицы
     Критские, не испугал Стикса разгневанный страж
35 Или Немейский лев, обреченный небесному своду,
     Иль Эриманфский вепрь, в диких преславный горах.
Ты развязал пояса амазонкам, ты птиц Стимфалийских
     Перестрелял, ты увел с запада тучных коров,
И, многократную мощь сокрушив трехглавого князя,
40      Над триединым врагом празднуешь ты торжество,
Гидре сил не придаст возрожденье, Антею — паденье,
     Лань не сумеет спастись дивною ног быстротой,
Кака пламень погас, от крови Бусириса красен
     Нил, а Фолою кентавр кровью своей увлажнил.
45 Глубь ливийской земли ты потряс и страхом наполнил
     Сердце хозяйки морской, небо на плечи взвалив,
Крепче держится мир, опираясь на выю Геракла,[5]
     Мощь прославляет твою с хорами звездными Феб!»
Так Фракиец пропел, но ты, Флорентин, Тиринфинцем
50      Новым стал для меня:[6] мой направляешь ты плектр,
Сна беспробудного рвешь паутину в забытых пещерах
     Муз и миру даришь стройного пения лад.

Книга вторая

Первым коснулся лучом кристальных вод ионийских
Дня молодого рассвет, дрожа на волнах игривых
Искрами, жарким огнем скользя по ясной лазури,