Из сборника «Поздняя латинская поэзия»

Снежная вознесена была на Олимп леденистый.[29]
Чем согрешив и в каком помышленье преступном повинна,
В бездну Эреба сойти должна я изгнанницей скорбной?
260 О, сколь счастливее те, кого умыкнули другие
Воры: хоть солнечный свет для радости им остается!
Я же, увы! не спасу ни девства, ни ясного неба,
Дня и стыда лишена — покинув землю родную,
Пленницей порабощусь владыке жестокому Стикса.
265 Горе любимым цветам и горе забытым советам
Матери! Задним умом постигла я хитрость Венеры!
Мать, увы! Средь долин фригийских самшит ли мохнатый,
Идой рожденный, тебя мигдонийским славит напевом,
Иль средь двуострых мечей куретов, средь воя кровавых
270 Галлов обитель избрав, взираешь на Диндимы склоны,[30]
Гибель мою отврати! Защити от лютого вора!
Пагубный бег обуздай подземной злой колесницы!»
     Тронут дерзкий храбрец красавицы речью и плачем
Горьким — впервые любовь из груди его вздох исторгает,
275 Слезы с влажных ланит утирает он мантией черной
И безысходную скорбь утешает ласковым словом:
     «Дух отврати от дум печальных, моя Прозерпина,
Страхи пустые отбрось! Зажжется факел на свадьбе
С мужем достойным — честь обретешь славнейшую прежней.
280 Ибо Сатурна я сын, и мне вселенной законы
Служат, властью моей великая держится бездна.
Не сокрушайся о дне покинутом — небо иное
В царстве моем, иных светил увидишь сиянье
Чистое и узришь Элизия дивное солнце.
285 В сонме блаженных там поколенье века златого
Длит изобильную жизнь — и в вечном у нас обладанье
То, что вышним лишь раз досталось.[31] По нежным не надо
Плакать лугам — у нас овевает зефир благодатный
Прелесть бессмертных цветов, в твоей неведомых Генне.
290 Древо растет у меня, лесов густолиственных диво,
Гнутые ветви его наливным блистают металлом —
Дар сей чудесный прими, снимай урожай изобильной
Осени и плодов златых наслаждайся богатством.
Кратко слово мое: все твари стихии воздушной,
295 Все, кого кормит земля иль гладь морская колеблет,
Все, кого реки несут иль питают болотные воды, —
Все под властью твоей единой сберутся, послушны
Лунному шару, что путь по семи пролагает небесным
Сферам, для смертных тел избирая звездную долю.
300 Порфироносный царь главу к стопам твоим склонит,
Прежнюю роскошь забыв, средь нищей затерянный черни —
Всех равняет смерть! Предашь преступных проклятью,
Благочестивым покой подаришь; раскается грешник
Пред справедливым судом в пороках жизни бесчестной.
305 Дол Летейский — тебе, тебе — служение Парок,
     Волей твоею судьба да вершится!»
                                        И с кроткою речью
Резвых торопит коней и вступает радостно в Тартар,
Сонмы слетаются душ: как будто Австр озверелый
Листья с древесных ветвей срывает иль влагу сбирает
310 Туч, иль гонит песок, иль катит волны морские —
Так поспешают, теснясь, узреть красу новобрачной
Дети минувших веков. К ним Дит нисходит веселый,
Нежностью дух укротив, сияя улыбкой беспечной,
Сам на себя непохож. Навстречу чете венценосной
315 Мощный встает Флегетон: огнем текучим струятся
Космы его бороды, а лик пожаром пылает.
     Из благородной толпы выбегают проворные слуги:
Те к колеснице спешат высокой и упряжь снимают,
Дабы к родимым полям вернулись усталые кони;
320 Этим достался дворец — покрывают пороги покровом
Хвойным и брачный чертог ковром устилают роскошным.
А невесту меж тем окружает матрон элизийских
Сонм непорочный, страх умеряя нежною речью,
     В косы сплетая красу растрепанных кудрей, румяня
325 Бледность ланит, чтобы скрыть искусно стыдливости робость.
     Радостен сумрачный край, народ могильный великим
Полон весельем, тьму покидая для брачного пира.
Маны с венчанной главой гостей провожают на место,
И непривычный напев нарушает молчание ночи,
330 Слезный стон заглушив. Добровольно вретище скорби
Сбросил Эреб, покров рассеяв вечного мрака.
Жребий неверной судьбы не стучит у Миноса в урне,
Свиста не слышно плетей, не слышен в Тартара бездне
Грешников вопль — бедняков от казни избавила милость:
335 Больше на колесе распятый не страждет Иксион,
Больше от Тантала уст не бежит коварная влага.
Тантал воду настиг, от пут Иксион свободен,
И распрямил наконец коростой покрытые члены
Титий, что простирал на девять югеров[32] тело
340 (Столь он велик!), — а века терзавший черную печень
Коршун усталую плоть покидает нехотя, скорбный:
Ныне для хищных когтей запретно кровавое яство.
     О злодеяньях забыв Евмениды и ярость смиривши
Дикую кубки вином наполняют и влагу впивают
345 Кудрями злыми, сменив клик грозный на кроткую песню,
К чашам пьянящим с висков склоняя змей неотлучных,
Весь озаривши чертог пыланьем свадебных сосен.
В этот час пролететь над бездной тлетворной Аверна
Вы безопасно могли, о птицы! Прервались Амсанкта[33]
350 Вздохи: оцепенел в молчании омут бурлящий.
В этот час, говорят, парным молоком закипела
Преображенная глубь Ахеронта, и волны Коцита
Юным увились плющом, Лиэя сладкого славой.
Нить Лахеса не рвет,[34] умолкли слезные клики
355 Хоров кладбищенских — смерть оставила землю, и стихли
Возле могильных костров родителей скорбных рыданья.
Воина меч щадит, морехода — пучина морская;
Гибельный мор городам грозить не смеет цветущим.
Лодочник старый[35] венком тростниковым украсил седые
360 Космы и, песнь затянув, отбросил праздные весла.
     Вот уже Геспер вступил в пределы дольнего мира:
Деву в брачный чертог уводят. Приблизилась свахой
Ночь в звездоносном плаще и, тенью ложе окутав,
Брак многоплодный навек скрепляет союзом священным.
365 Полнится адский чертог ликованьем сонмов блаженных,
И неумолчная песнь возносится в радостном плеске:
«Наша Юнона[36] и ты, Громовержца брат, а отныне
Зять! Научитесь делить согласно брачное ложе,
С верностью верность сплетя, как руки сплели вы в объятье!
370 Зачато в счастье дитя; ожидает, ликуя, Природа
Юных рожденья богов — откройте же судьбам дороги
Новые, в дар принеся Церере внуков желанных!»